Посиделки закончились за полночь, когда, разбившись на пары, изрядно опьяневшие участники направились спать, предварительно определив – вытянув на спичках – тех, кому придётся ночевать на кухне, где на полу был расстелен матрас со свободной кровати, которая впоследствии и досталась Трофимову.
Этим счастливчиком оказался Шалевич. Он начал было возмущаться, но доставшаяся ему девушка, которую звали Ольгой, объяснила, что всё по-честному, тем более с таким галантным и красивым мужчиной, как Валера, она готова спать хоть в ванной.
На том и порешили.
Двери комнат и кухни закрылись, свет погас, и началось то, ради чего, собственно, весь вечер с незамысловатым застольем и был затеян.
Наутро, с трудом проснувшись, ребята, не успев позавтракать, впопыхах проводили гостей до автобусной остановки, извинившись, что не могут их оставить дома, так как, несмотря на воскресенье и праздник, идут сегодня в наряды. Это было почти правдой. Бушуев заступал на боевое дежурство, а Погодин – ответственным по казарме. У Шалевича наряда не было, но он об этом предпочёл умолчать, решив, что девчонки и сами благополучно доберутся до города, а он лучше после проводов ещё чуть-чуть поспит.
Потом уже, сидя на кухне и читая газету, Игнат прикидывал, что свободного места здесь действительно очень мало и наверняка Валерке было очень неудобно тут спать, да ещё и вдвоём. Подумав об этом, он протянул руку к стене и сорвал вчерашний лист отрывного календаря, на котором стояла дата – 29 мая. Прочитав на обратной стороне, как надо правильно поливать огурцы, он смял листок и по-баскетбольному, точно забросил его в стоящее в метре мусорное ведро.
В этот момент в квартиру, сдав караул, вернулся Бушуев. Громко сняв в коридоре сапоги и на ходу матерясь, Андрей вошёл на кухню.
– Привет, – поздоровался он с Игнатом. – Ну, замучил меня этот ваш Назаров! Не понимаю, как такому солдату можно доверять оружие. Все нервы мне истрепал – не подчиняется, дерзит. В следующий раз точно съезжу ему по носу.
– А зачем же откладывать. Сегодня и надо было съездить. Неправильно сдерживать такие благородные душевные порывы. Раз появилось желание – следовало его незамедлительно исполнить, тем более такое простое и естественное, – поддержал его Трофимов, которому этот боец тоже уже успел попортить крови своим неадекватным поведением.
Игнату было не по себе слышать от почти двухметрового, широкоплечего мужчины жалобы на то, что ему безнаказанно дерзит едва оперившийся, ничего из себя не представляющий юнец.
– А вот я сейчас и исполню! Кто оторвал листок с моего календаря?! – угрожающе спросил Бушуев, тыкая на стену пальцем.
– Я, – не понимая сути претензии, удивлённо ответил Игнат.
– Значит, так, товарищ лейтенант, давай договоримся. Через десять месяцев, когда я уволюсь, придёт твоя очередь отрывать календарь, а до тех пор это буду делать исключительно я. А если твоим шаловливым ручонкам занеймётся что-то оторвать, то в туалете есть рулон бумаги – отличный тренажёр для молодых двухгодичников-засранцев! Понял, лейтенант?! – неожиданно грубо, разделяя паузами фразы и раздувая ноздри, изрёк Бушуев.
– Понял, Андрей, понял, не надо так нервничать, – наигранно заискивающим тоном ответил Трофимов. – Никакие календари больше рвать не буду, только туалетную бумагу. Да и то сначала посмотрю, не написал ли ты на ней какую-нибудь дату или рецепт.
