– Мы с твоей мамой неплохо поработали… – и он многозначительно показал глазами на журнал записи в бассейн спортивного клуба. – Почти все свидетели твоего бесспорного алиби уже здесь. Тем более, чтоб не тянуть волокиту, я поговорил с Анохиным, следователем прокуратуры, а это Александр Юрьевич – майор внутренней службы безопасности. Тебе придётся ответить на чисто формальные вопросы. Подозрения все сняты, а извиняться здесь не принято. Ну, максимум ещё час, и ты дома. – Передав журнал майору, посмотрел внимательно на Олега, заметив смятение в его взгляде, произнёс, озабоченно:
– Ты как себя чувствуешь, не заболел случайно?
– Нет, нет. Я за Вас беспокоюсь, как Вы? Ведь всю ночь не спали. Спасибо Вам огромное, что не отказали в помощи. Я ведь мать от растерянности попросил Вам позвонить. Неприлично всё получилось. Вы меня простите. – Олег виновато смотрел в карие глаза по-отечески доброго к нему маститого адвоката.
«По сути, он обманывал своего старого друга, и выкручиваться надо было самому, не втягивая порядочного человека в свои неурядицы. А убивать этого гаишника-отморозка, он не хотел. Так уж получилось».
Майор взял журнал, открыл страницу с датой, совпадающей с убийством сотрудника ГАИ, почесал свой затылок, покачивая сокрушительно головой, задумчиво устремил взгляд в потолок. Хмыкнув, бросил журнал на стол.
В кабинет вошёл старый знакомый – непревзойдённый артист Анохин Сергей Михайлович. Усевшись в кресле напротив майора, он включил диктофон.
– Ну… Всё для вас, молодой человек, и поспать вам дали, и адвоката пригласили, и кабинет комфортабельный выбрали. Прошу вашего разрешения задать вам несколько вопросов…
Анохин ёрничал, пытаясь таким образом заставить нервничать Олега.
– Может, вы больны или плохо себя чувствуете? То мы можем отложить эту неприятную процедуру. Вам, наверное, страшно? И это хорошо. Я заставлю вас говорить правду. Вы проколетесь на одном из вопросов и пойдёте под суд.
«Ну как в гестапо», – подумал Олег.
Адвокат, выслушав психологические выпады следователя, жёстко парировал его пустословие:
– Если ничего более существенного нет, звоните Евгению Михайловичу, предупредите, что я забираю своего подопечного.
Анохин, зло сверкнув глазами в сторону адвоката, хищно осклабился, прошипел:
– Что вы имеете против наших методов, господин адвокат?
– Это не методы. – Это давление на психику подзащитного. Любое отклонение психики может привести к непоправимой ошибке, как со стороны следователя, так и со стороны подозреваемого. Прошу вас задавать вопросы по существу и понятные подследственному.
– Хорошо! Я его и так умою, – произнёс с отвращением Анохин. – Итак, первый вопрос: где вы находились двадцать первого июня в двадцать два пятнадцать?
– Не помню. Подскажите, какой день был, а то у меня с безработицей все дни на одно лицо похожи стали.
– Не уходите от ответа, подозреваемый, в тот день была среда, а сегодня, к вашему сведению, четверг.
– Так бы и сказали – вчера. Вчера примерно в десять, может, в одиннадцатом, я вышел от своего друга Валерия Гончарова. Про себя подумал: «Что-то он пургу несёт по времени, надо с этим артистом начеку быть».
Из-за спины тут же прозвучал вопрос майора:
– Нам интересно, где вы находились во время убийства?
Олег хотел повернуться, но вовремя передумал, решив, что устанет вертеться на этом жёстком металлическом стуле – его наверняка ввернули сюда для создания дискомфорта. Оставаясь в той же позе, ответил:
