Лабиринты чужой души. Книга 2 - страница 3



– Бывает, да. Чаще нет.

– Почему?

– Иногда случается, ребенок понравился потенциальным родителям и потянулся к ним он. Ну, скажем мы, что он от матери-алкоголички. И что? Тут же все отменится.

– Конечно! Все знают, что женский алкоголизм не лечится. А яблоко от яблоньки недалеко падает.

– Вы поймите, гены не всегда дают о себе знать. На это мы и рассчитываем. Пример новых родителей может пересилить пороки биологических отца с матерью.

– А могут, и нет, – снова возразил я.

– Это как повезет. Но критерий пятьдесят на пятьдесят все равно обнадеживающий, – отпарировала вредная и упрямая баба.

От воспоминаний и расстройства у Василия поднялось давление. Он достал из внутреннего кармана упаковку с таблетками, проглотил одну из них. С лица спала краснота.

Мила тогда обняла его:

– Не волнуйся, милый. Не одна она там работает. Я сегодня беседовала с очень приятной женщиной оттуда. Она, кстати, пообещала помочь.

Тут Василий снова сел на коня неуверенности:

– А вдруг все-таки гены взыграют?

– Что ты вечно все с ног на голову переворачиваешь? Все лечится. Наши дети тоже болели, мы же не бросались в панику, а просто лечили. Да и сами мы не исполины без болячек.

– И кого же мы возьмем?

– Ну, что ты, забыл что ли? Я тебе сегодня говорила и показывала трехлетнюю Верочку из нашего детдома, – повторила Мила.

– А, ну да! А у нее родители – не алкоголики, не венерические больные?

Мила знала пунктик мужа – он панически боялся заразных болезней.

– Нет. Нормальные люди. Мама работала пианисткой, отец психологом. Все погибли в аварии вместе с сыном.

– Ну, дорогая, если считаешь это важным для нас, дерзай. Не мне с ней возиться. Вспомнил, она, кстати, чем-то напоминает Наташеньку в детстве.

Мила собрала пакет документов, отучилась на курсах приемных родителей. Сдала все в органы.

Тут позвонила директор детского дома:

– У меня две новости: плохая и хорошая. С какой начать?

– Давайте с плохой, Елена Борисовна, – заволновалась Мила.

– По указанию отдела опеки девочку, которую вы хотели удочерить, отправили в другой детский дом, там обнаружился ее дальний родственник.

Мила стала белой, как полотно. И в бессилии съехала по стене на пол.

– Алло! Алло! Вы меня слышите? – неслось из трубки, когда в комнату вошел Василий. Ему было не до телефона. Жена находилась в обмороке. Он достал из аптечки нашатырный спирт, капнул его на ватку. И поднес к ее носу:

– Что случилось, милая?

– У Верочки нашлись родственники, – заплакала она, придя в себя. – Ее отправили в другой детский дом.

– Кто тебе сказал? – забеспокоился Василий.

– Директор детдома.

– Поэтому телефон на полу?

– Наверное, выронила, когда голова закружилась.

Василий поднес трубку к уху, послушал. Оттуда монотонно неслось:

– Мила, где вы? Ми-ла, ал-ло!

– Елена Борисовна, извините, это Василий! Ей стало плохо. Я приводил в чувства, поэтому не брал трубку. Потом узнал ужасную новость. Нам теперь не стоит даже думать об этой малышке?

– Как себя чувствует Мила? Я ведь только плохую весть донесла до нее. Сама ведь просила начать с нее. Другая новость такая: этим родственникам нужен только дом в деревне, в котором жила семья Верочки. У них своих детей пятеро, живут в съемном жилье. Еле концы с концами сводят. К ним ездила Наталья Петровна с вопросом: возьмут ли сиротку на воспитание.

Сказали, только из-за жилья могут согласиться на это. А с ребенком они потом придумают, как поступить. В общем, приходите завтра с утра ко мне. Мы тут с Натальей Петровной придумали, как вам помочь. Но это не телефонный разговор.