Открыв глаза, Алекс почувствовал не облегчение, а леденящий холодок понимания. Голос Кирилла, сухо перечислявший формулы гипоксии и гиперкапнии, эхом отдавался в голове. «Пессимистичный сценарий… рециркуляционная… 18-20 часов…»
Значит, вентиляция работает. Но КАК?
Рециркуляция? Самый страшный вариант Кирилла. Воздух гоняют по кругу, лишь немного очищая или охлаждая. Кислород медленно выдыхается, СО2 накапливается. Дым уходил в решетку – это хорошо. Но откуда берется новый воздух? Из другой решетки? Или…
Приток? Воздух забирается извне. Но откуда? Из другого отсека бункера? Из «чистой зоны»? Или… из таких же комнат, как наша?
Контролируемый приток? Самый коварный вариант. Воздух подается, но ровно в том количестве, чтобы поддерживать жизнь на грани. Чтобы держать нас в состоянии легкой гипоксии – вялых, податливых, легче поддающихся панике или внушению. Или чтобы регулировать скорость теста. Завтра «тяжелый день»? А если мы не будем «хорошо себя вести» сегодня, то воздуха станет меньше уже сейчас?
Разговор вокруг него продолжался, но Алекс слышал его как сквозь воду.
Фиолетовые очки: «…открывшаяся дверь и появление новых доступных нам помещений немного успокаивает. Полагаю, нас не собираются оставить здесь без кислорода». Наивно, – мелькнула мысль у Алекса. Новые помещения – новые клетки. Возможно, с другими параметрами воздуха. Или и вовсе с ловушками. Агата не даст нам просто дышать. Воздух – инструмент.
Марк: «Значит, задыхаться мы не будем? Ну, слава богу! А то я уж подумал…» Он не понял. Ничего не понял.
Лика внимательно смотрела на Алекса, заметив его сосредоточенность. «Алекс? Ты что-то увидел?»
Алекс оторвался от решетки, встретив взгляд Лики. «Дым», – сказал он тихо, но так, чтобы все кто хотели, его услышали. «От трубки Новикова. Он шел прямо в решетку. Значит, вытяжка работает».
Он видел, как лица немного расслабились. Но он не закончил.
– Но это не значит, что Кирилл не прав. – Все взгляды снова приковались к нему. Даже парень с золотой змеей перестал щелкать зажигалкой, слушая. – Работает – не значит спасет. Это значит, что система контролирует воздух. Как и все здесь. Она может дать нам глоток… или перекрыть его. В любой момент. Или замедлить приток до уровня… пессимистичного сценария.
Он кивнул в сторону формул на полу. – 18 часов – не срок. Это дедлайн. И Агата дала нам понять: завтра будет тяжелый день. Она не станет душить нас ночью. Но она и не станет давать больше воздуха, чем необходимо для того, чтобы мы встретили ее «тяжелый день» уже на грани.
Кирилл медленно кивнул, его взгляд за стеклами очков стал еще серьезнее.
– Логично. Контролируемый дефицит. Это эффективный инструмент управления. Снижает когнитивные функции, повышает внушаемость, провоцирует конфликты за ресурсы… которых нет». Он посмотрел на свои уравнения. – Мои расчеты… они не опровергнуты. Они уточнены. У нас есть условные сутки воздуха при текущем уровне подачи. Но этот уровень… – Он ткнул пальцем в формулу, – …может быть снижен в любой момент системой. Или повышен, если мы будем «хорошими» и заработаем баллы.
Тишина теперь была иной. Не панической, а тяжелой, полной холодного осознания. Открытые двери комнат в коридоре внезапно показались не убежищем, а потенциальными камерами с неизвестным составом воздуха. Комфорт – иллюзией. А баллы… баллы становились не привилегией, а
