Эти письма были приятным десертом после тяжелой «мясной» пищи работы. Но при этом ящик был переполнен, и надо было действительно всё снести. Но всё рука не поднималась, а сидеть и фильтровать – на это надо было время. Со временем было туго. Он создал отдельную папку и скинул в неё всё. «Потом разберусь», – подумал он.
Работа и доставляла удовольствие, и в тоже время одной её было недостаточно. Последнее время Лель чувствовал, что ему вдруг стало чего-то недоставать. Он не очень отчётливо понимал, чего именно, и только ближе к ночи ему казалось, что он вот-вот поймёт, что его так гнетёт. И только когда сон его почти накрывал, какая-то тень прозрачности пролетала в его мозгу, и он, встрепенувшись всем своим существом от того, что нашёл этот назойливый вопрос и ответ, засыпал. Такое же состояние было с Лелем и когда он просыпался, вернее, находился в пограничном состоянии между сном и явью… и тогда ему становилось так легко и радостно от того, что он вспомнил, что же не так. Но, окончательно проснувшись, он садился на кровати и оглядывался непонимающим взором…
«Что же я никак не могу вспомнить?» – думал неодетый Лель.
И однажды в ярко залитой солнцем комнате на кровать прыгнула его любимая кошка и посмотрела на него своим сверкнувшим звездой зеленым глазом. Как озарение, в мозгу вспыхнула память того сна про Гору Богов и Ладу, который он все никак не мог вспомнить! Он аж подпрыгнул на кровати. А кошка стояла и смотрела на него в упор своими зелеными глазами, даже не моргая, словно гипнотизируя его.
– Ты что, милая? Почему ты так смотришь на меня? – вслух спросил Лель. Кошка продолжала смотреть на него, не отрываясь. – Иди ко мне, пушистик… – Лель протянул руку, и та отскочила от него на край кровати. – Что с тобой? – удивлялся утреннему поведению всегда ласковой кошечки Лель. – Может, ты заболела?
Но киса не выглядела больной, она скорее выглядела очень странно внимательной. Лель встал с кровати, обошёл её и, подойдя к кошке, сел рядом и стал её гладить. Та прижалась к нему, но как-то по-другому. Не как обычно. Он погладил еще и пошел в день. День пролетел в заботах и трудностях, которые сами люди создавали и сами же решали. И после их решения чувствовали себя удовлетворительно, осознавая, какие же они молодцы и как же они умны, развязывая все узлы, ранее ими же завязанные.
«День как день», – думал Лель. Но что-то изменилось в пространстве. Что-то витало. И ощущение было такое, как будто он чуть ближе подошёл к той своей разгадке, которая теребила его последнее время. Сон-то он вспомнил, но не понимал, почему его так волнует эта сказка. Ему снилось что-либо крайне редко, да и то только какие-то обрывки событий, произошедшие в течении дня, мелькание лиц, мест, где он бывал за день. Но вот такого сказочного сна с ним еще не случалось. «И где я этот вирус сказочности успел подцепить, – думал Лель, – это моя лирическая половина существа, кажется, желает поучаствовать в деловом мире», – усмехнулся про себя Лель.
– Чему вы улыбаетесь, Вилорд? – спросил его компаньон по работе. На его озабоченном лице проступило удивление.
Ибо был разгар рабочего совещания, на котором решались, как всегда, особо важные проблемы, которые были созданы особо важными людьми их компании. Лель очнулся и даже внутри немного испугался: что это он? Никогда раньше он не имел привычки выпускать свои эмоции из душевного мира в мир материальный. Улыбка Леля немного отличалась от улыбки Вилорда, пока она трансформировалась и стала похожа на его обычную вежливо- отстранённую маску делового человека.
