Старшую сестру его я помню смутно. Немного старше нас, застенчивая, с иссиня-черными волосами и очень похожа на маму. Квадратное лицо и пластинки на обоих рядах зубов. Больше почти ничего, кроме каких-то дорогих бельгийских кукол с модными одежками, в которые она редко разрешала нам играть, да ракетки для бадминтона, которые мы тоже вечно пытались выпросить. Не то чтобы я была сильно дружна с Т. И К. В то время, они всплывают в памяти как немного холодные и отстраненные, но все же мне было ужасно жаль, когда в следующем году их тетя сказала, что после подобного потрясения в лагерь приезжать они не собираются. Может, если бы все сложилось иначе, мы бы смогли поладить и найти общий язык.
Наравне с Т. Нашим ассистентом в играх была девчушка младше нас года на два. Тогда она была совсем крошкой, по-моему, только-только начинала говорить. Это не могло стать помехой, для нас она была практически равной. Только неспособна была за себя постоять. Мы часто играли в прятки, доводя ее до слез, потому что бегали быстрее, прятались лучше и, ко всему прочему, не брезговали ее припугнуть. За это нам часто влетало от родителей, со всех сторон по чуть-чуть, но кто в те времена боялся быть наказанным? Редко кого запирали дома или лишали походов на пляж. Взрослым тоже хотелось от нас отдохнуть, а потому ограничивались словесным выговором. Через пару лет у нее родились сестрички-близняшки, сама она повзрослела, похорошела, но мы уже ушли далеко вперед, и я слабо помню что-то, кроме наших пряток.
Примерно в то же время я придумала игру в «Записочки». Суть состояла в том, чтобы шаг за шагом добраться до места с кладом, разгадывая ребусы или рисунки, в которых было зашифровано местоположение следующей подсказки. Изначально задуманная как развлечение для нас четверых, идея быстро нашла отклик и у остальных наших ровесников, так что вскоре мы играли двумя командами в полном составе. Первая половина дня уходила на составление подсказок и распихивание их по предназначенным местам. Вторая – на поиски. Призы бывали шуточными, или отсутствовали вовсе, главенствовал всегда азарт.
Мы потратили многие часы на разгадывание посланий и разыскивание бумажек, пока однажды повзрослевшие уже сестры москвички не привезли с собой аромат духов и какую-то взрослую, по нашим тогдашним меркам, опытность и серьезность. Они вышагивали с деловым и гордым видом, под ручку, всегда вдвоем, и смотрели на нас свысока. Как-то на волейбольной площадке они огорошили нас вопросом: «А вы уже с кем-нибудь целовались?», глупо захихикали, и снова напустив серьезность на лица, начали рассуждать, точно нас там и не было.
– Нет, ну по ним точно видно, что не целовались,
– Да, посмотри, какие губы, по губам-то всегда понятно,
– Хотя она, может, и да…
– Да нет, вряд ли…
И все в том же духе. Не ручаюсь наверняка, но предположительно, именно в тот момент они разонравились мне окончательно. Перечеркнув наши грязесмесительные прогулки на озеро, поливания из колодца и остальные мелочи, связывавшие нас. Они стали первыми в моей жизни людьми, которых мне захотелось поколотить. Но я, конечно, не стала. Целоваться хотелось всем. Это казалось чем-то запретным и манящим. Тем же вечером, во время вечернего костра, они выдвинули предложение сыграть не то в «кис-брысь-мяу», не то сразу в «бутылочку». Не представляю, под каким предлогом, но вся детвора в возрасте от семи до одиннадцати испарилась и скрылась в «курительной», темной беседке у главных ворот. Именно тогда игра в «бутылочку» прочно и уверенно вошла в нашу жизнь.
