Ланарк. Жизнь в четырех книгах - страница 21

– Нет-нет, Ланарк, – возразила миссис Флек, – то же было и с моим мужем, пока он не исчез. Не обращать внимания нельзя.

Он поблагодарил. Миссис Флек покомкала свой передник, будто вытирая об него руки, и неожиданно произнесла:

– Можно задать тебе один вопрос?

– Конечно.

– Почему бы тебе не подняться, Ланарк, и не поискать себе работу? Таким же манером, – она кивком указала на его руку, – я потеряла мужа и двух жильцов. Все они под конец залегли в постель, и все до одного были приличные тихие люди, вроде тебя.

– Зачем мне вставать?

– Не люблю об этом говорить, но у меня тоже есть болезнь – правда, не такая, как твоя, – хотя она не заходит далеко, потому что я всегда при деле. Сначала был муж, потом жильцы, и, наконец, эти треклятые сосунки. Как пить дать, если ты встанешь и пойдешь на работу, руке станет лучше.

– Где мне искать работу?

– На ковочном заводе напротив требуются люди.

– Хотите, чтобы я делал детали для Кью – тридцать девять, – с хриплым смешком отозвался Ланарк.

– Понятия не имею, что там за работа на заводе, но если люди получают деньги и занятие, то жаловаться не приходится.

– Как работать с такой рукой?

– Я скажу как. У моего мужа была та же неприятность и с той же рукой. Я связала для него толстую шерстяную перчатку и посадила на подкладку из замши. Он ее ни разу не надел. Но если ты наденешь ее с курткой, никто не заметит, а раз так, то о чем волноваться? Таких людей, с руками вроде клешней, полным-полно.

– Я подумаю, – пообещал Ланарк.

Что-нибудь добавить ему помешала рука, поднесшая к губам чайную чашку.

Иногда дети играли на полу в его комнате. Ланарку это нравилось. Они шумели, но никогда не объясняли смысл жизни, не уговаривали его чем-нибудь заняться; видя их себялюбие, он не чувствовал себя таким порочным. В их присутствии он стыдился своей большой руки и прятал ее под одеяло, но однажды, проснувшись, он обнаружил, что рука ничем не прикрыта и дети, сидя на корточках, ее рассматривают. Мальчик заметил с восхищением:

– Ты мог бы ею кого-нибудь убить.

Ланарк был пристыжен: его посещала та же мысль. Он спрятал руку и пробормотал, не очень уверенно, что иметь две человеческие руки было бы лучше.

– Да, но не в драке, – сказал мальчик.

Ланарк обнаружил, что конечность начала его зачаровывать. На самом деле она была не черная, а темно-темно-зеленая. Как часть человеческого тела она казалась пораженной болезнью, но сама по себе выглядела вполне здоровой: отливавшая холодным блеском кожа, колючие красные суставы пальцев и локоть, стальные загнутые когти. Он воображал себе, каких бед мог бы наделать с ее помощью. Ему представлялось, как он входит в «Элиту» и, пряча руку под курткой, направляется прямиком к клике Сладдена. С кривой улыбкой их оглядев, он извлекает вдруг свою конечность. Сладден, Тоул и Макпейк вскакивают на ноги, а он укладывает их размашистыми боковыми ударами, потом загоняет в угол орущих девиц и сдирает с них одежду. Далее образы путались, поскольку одна фантазия, не успев достигнуть кульминации, уступала место другой. После таких мечтаний он погружался в отвратительное уныние и хандру. Однажды Ланарк поймал себя на том, что поглаживает холодную правую руку пальцами левой и приговаривает: «Когда я стану таким весь…» Но, сделавшись таким целиком, он бы ничего не чувствовал, поэтому он вспоминал Риму – в те минуты, когда она бывала доброй: как в грузовике она прикоснулась к нему и попросила прощения, как они танцевали в обнимку, как она рассмеялась в тумане и взяла его под руку, как сварила кофе и даже как бросила ему куртку. Этих воспоминаний, однако, было недостаточно, чтобы вернуть себе человеческие чувства, и Ланарк вновь начинал любоваться своей драконьей конечностью и, восхищаясь ее холодной силой, засыпал.