Саша прыснул, разглядывая пухлую фигуру друга, сидевшего сейчас без майки.
– На этой траве быстро станешь таким же дрищем, как я.
При упоминании «травы» глаза Кошелева подернулись мечтательной дымкой, и на одутловатых губах заиграла двусмысленная улыбка.
– Сейчас бы…
– Да…, – согласно протянул Саша, прекрасно понимая ход мыслей друга, – но это уже несерьезно, мы не школьники.
– Да-а-а…, – вторил ему Влад, – не школьники, а зеленые первокурсники.
– Значит, еще можно, – подытожил Саша и выжидающе посмотрел на друга, – это тебе не шары дуть.
Кошелев нецензурно выругался и кряхтя приподнялся, вновь направляясь в сторону кухни.
Вскоре он вернулся, держа в руке увесистый прозрачный пакет, наполненный сушеной ганжой.
– Ты что, ее ковшами загребаешь? Как ни приду, у тебя меньше не становится, – изумился Саша, глядя, как друг неторопливо вскрывает пакет и начинает мастерски набивать косяки. – Эй! Блин, только сам не облизывай.
Влад понимающе захихикал и протянул ему незавернутую самокрутку.
– Прошу!
Браницкий недовольно закатил глаза и принялся слюнявить тонкую бумажку.
Следующие пару часов пролетели незаметно; друзья сидели на полу, окруженные облаком сладковатого наркотического дыма. Они неторопливо затягивались, и с каждым новым вдохом градус настроения Саши постепенно повышался. Лицо его сделалось приятным и одухотворенным, он рассказывал Владику о том, что ничуть не обижен на отца.
– Мне, вообще, не важно, какая она, понимаешь? Да, хоть желтая! Все равно, напишу ему и скажу «спасибо», я же не очкошник какой-то.
– Точно, родителей любить надо, – соглашался разомлевший Владик.—Особенно, если они дают тебе деньги.
Саша вновь затянулся, чувствуя, что вот-вот расплачется.
– А если бы не давали? Что тогда? Неужели нам бы пришлось где-то работать?
Кошелев прыснул и вырвал из ослабевшей руки Саши тлеющий косяк.
– Тогда бы мы очутились на самом дне жизни, – многозначительно заявил он, подняв вверх палец. – Пришлось бы драить туалеты, разгребать помойки и ездить на метро каждый день. Возможно, еще жить в коммуналке, где унитаз общий на 10 человек.
Саша аж поперхнулся:
– На 10 человек? Не, ну я думал, сейчас так мало кто живет, да и то не в Москве.
– Еще как живут! Рождаются, страдают и умирают в этом дерьме, представь. Вся их жизнь подчинена только одной цели – служить нам, а они не догадываются об этом, и как муравьи копошатся в гнилой яме. А мы можем, запросто давить их целыми кучами, и ничего нам за это не будет.
– Я тоже думал об этом недавно, – усмехнулся Саша, – выходит, они слабые, несмотря на то, что их много.
Владик серьезно посмотрел на него и согласно закивал:
– Слабые и завистливые. Все, что они могут, это поливать грязью мои ролики на Youtube и сетовать на то, что мой папа их оплачивает. А я стараюсь.
– Ну, актер из тебя хреновый, без обид, – Саша вновь скривился, – не интересно получается.
Влад досадливо отмахнулся и сделал вид, что не заметил подколку откровенного друга.
– Тем не менее, – продолжал вещать Кошелев, – не только деньги вызывают зависть, мы все еще вынуждены жить по стадным законам, которые диктует наше примитивное общество. А законы придуманы для того, чтобы их нарушать!
Мысль Владика пришлась Браницкому по вкусу, и он согласился с ним на все сто.
– А если бы все изменилось?
На этот раз подавился Кошелев, он начал судорожно кашлять и хватать ртом воздух:
– Тогда бы я сразу повесился, брат.
