— Солнышки, возвращайтесь к торту, — прошу негромко. И сам не узнаю своего голоса. Жесткий, ледяной, пропитанный сталью.
Маша и Ксюша удивленно вскидывают головки и, глядя на меня, хмурятся. Но с места не двигаются. Любопытные.
— Гости, — указывают пальчиками на Дашу. И смотрят так укоризненно, будто я напрочь позабыл все правила приличия.
— С днем рождения, доченьки, — щебечет стерва, присаживаясь и протягивая руки. — Я не просто гостья. Я ваша мама.
Балансирует на корточках в облегающей юбке. И ждет, пока девочки сами к ней подойдут. Толком и вести себя с детьми не умеет, зато как гордо представляется.
Мама.
Лихорадочно сжимаю кулаки, стараясь не сорваться. Нависаю над бывшей, которая извивается как змея, не зная, с какой стороны подлезть к моим дочкам и отравить их ядом. Торопится завладеть их вниманием. Завоевать маленькие чистые сердца. Понимает, что у нее времени в обрез. И единственная попытка.
Я же контролирую каждое ее действие. Вслушиваюсь в слова. Заранее прикидываю, как потом все объяснить крошкам. Мягко и без травм. Но они и в этот раз спасают меня.
— Спасибо, тетя, — из вежливости лепечет Ксюша, но ручку не дает. А Маша смело и хлестко добавляет: — У нас длугая мама.
Обе пожимают плечиками и сочувственно улыбаются Даше, мол: «Опоздала, тетя». Помахав ей ладошками, пальчиками манят меня, чтобы наклонился.
— Папуль, мы тебе толтик оставили, — заговорщически шепчет Маша.
— И голову феи, — стреляя искристыми глазками, с воодушевлением лепечет Ксюня.
— Какая прелесть, — на секунду забыв о бывшей, позволяю себе улыбнуться. — Бегите, — подмигиваю им.
Быстро клюнув меня в обе щеки, они разворачиваются и ныряют в толпу. Лавируя между другими детьми и уклоняясь от сказочных персонажей, стремительно достигают своей цели… И едва не сбивают с ног Веру. Рассмеявшись, она ловит их, заключает в объятия. Терпеливо и внимательно выслушивает детскую болтовню, на доли секунды скользит взглядом в нашу сторону — и сразу возвращается к девочкам. Отпускает их к аниматорам, которые продолжают развлекательную программу.
— Мне казалось, ты один, — напоминает о себе Даша. — Чужая женщина не заменит им родную мать, — цедит, поднимаясь на ноги.
Опускаю руку на ее плечо, чувствуя брезгливость от прикосновения, сжимаю зло — и толкаю к выходу. Борюсь с острым желанием схватить ее за шкирку и грубо вышвырнуть на улицу, словно приблудную собаку. В ближайшие кусты. Где ей самое место.
— Подожди… Куда же… — упирается и визжит, как свинья перед забоем, но я не замедляю шага. Жалкие потуги Даши перекрывает музыка из гостиной. Там вовсю идет веселье, а тащу бывшую прочь от толпы, пока она врезается каблуками в паркет, со скрипом проезжает по нему. — Там… Стой… Сумочку отдай, — переходит на ультразвук, когда я встряхиваю ее. Споткнувшись, теряет равновесие и безвольно повисает на моих руках.
Закатываю глаза и, с трудом преодолев отвращение, ставлю ее на ноги, фиксирую — и с облегчением убираю ладони. Дико хочется вымыть руки. После Славина и, возможно, других мужиков, которые ее лапали, после всей лжи, что она из себя выплескивала, после предательства. Я будто испачкался.
Странно. Когда-то мне казалось, что ее разлюбить невозможно, но один чудовищный поступок перевернул все. И как отрезало.
Теперь вижу перед собой не жену, пусть даже бывшую, а потасканную куклу. Грязную, страшную, гнилую. Хотя внешне она по-прежнему безупречна.
