Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - страница 10

Его мужество принесло свои плоды. Пастернака пригласили прочесть перевод «Гамлета» 14 апреля 1940 года в Центральном доме литераторов. Тем же вечером он писал своей кузине Ольге Фрейденберг: «Каким счастьем и спасеньем была работа над ним!.. Высшее, ни с чем не сравнимое[40] наслажденье читать вслух, без купюр хотя бы половину. Три часа чувствуешь себя в высшем смысле человеком; три часа находишься в сферах, знакомых по рождению и первой половине жизни, а потом в изнеможении от потраченной энергии падаешь неведомо куда, «возвращаешься к действительности»».

Впервые Ольга Ивинская видела Бориса вблизи – и «чуяла Человека» и «горела три часа» – однажды осенним вечером 1946 года, когда он читал свои шекспировские переводы в библиотеке московского Исторического музея. Он предстал перед нею «стройным, удивительно моложавым[41] человеком с глухим и низким голосом, с крепкой молодой шеей, он разговаривал с залом как с личным своим собеседником и читал так, как читают себе или близкому другу». В перерыве кто-то из слушателей, осмелев, стал просить его почитать свои произведения, но Борис отнекивался, объясняя, что этот вечер посвящен Шекспиру, а не ему самому. Ольга слишком нервничала, чтобы присоединиться к «оставшимся избранникам», у которых хватило духу заговорить с писателем, и ушла. Она явилась домой за полночь, забыв ключи от входной двери, и ей пришлось разбудить мать. Когда та сердито стала отчитывать ее, Ольга вспылила в ответ: «Я сейчас с богом разговаривала, оставь меня!»

Ольга в школьные годы, наряду со своими подругами и «всеми прочими ровесниками», была без ума от Бориса Пастернака. Она часто бродила по улицам Москвы, снова и снова повторяя про себя искушающие строки его стихов. Она «чутьем поняла»[42], что это были «слова бога, всесильного «бога деталей» и «бога любви». Когда Ольга впервые в жизни поехала на юг, к морю, один друг подарил ей небольшую книжицу пастернаковской прозы – «Детство Люверс». Переплет, лиловатый, оформленный как школьная тетрадка, на ощупь был шершавым. Этот роман, который Борис начал писать в 1917 году и опубликовал в 1922-м, был его первой работой в жанре художественной прозы. Впервые опубликовав его в альманахе «Наши дни», Пастернак хотел, чтобы он стал первой частью романа о становлении сознания юной девушки Жени Люверс, дочери бельгийца, директора уральского завода. Хотя Женю Люверс, как правило, рассматривают как прототип Лары в «Докторе Живаго», Пастернак в значительной степени «списал» характеристики героини с детства своей сестры Жозефины.

Лежа на верхней полке в купе поезда, летевшего на юг, Ольга пыталась понять, каким образом мужчина мог так глубоко проникнуть в тайный мир молодой девушки. Как и многим из ее сверстников, ей нередко было трудно понять поэтические образы Пастернака, поскольку она привыкла к более традиционному стиху. «Но отгадка[43] уже висела в воздухе, – писала она, – весна – через узелок с бельем «у выписавшегося из больницы». Налепленные на весенние ветви огарки не обязательно было называть почками!.. Это было и шаманство, и чудо… Понималось, что за закрытой дверью лично тобой будет открыто еще не познанное, пока еще скрытое от тебя». Ольга теперь едва могла поверить, что «вот пришел живым и реальным волшебник[44] из далеких шестнадцати лет».

Их отношения развивались стремительно. Борис даже не пытался скрыть свое влечение к привлекательной редакторше или бороться со вспыхнувшим желанием. Он каждый день звонил ей на работу, а Ольга, «замирая от счастья», тем не менее боялась встреч и разговоров с ним и всегда отвечала Пастернаку, что занята. Но ее «поклонник», ничуть не обескураженный, к концу рабочего дня самолично появлялся в редакции. Он пешком провожал ее по московским бульварам домой, до квартиры в доме в Потаповском переулке, где она жила вместе со своими сыном и дочерью, Митей и Ириной, а также матерью и отчимом.