Теперь, насколько я понял, они опять сцепились друг с другом.
– Видимо, его убили здесь, – повторила Зейнеп, – иначе бы не натекло столько крови.
Но Шефик явно был не согласен – он показал на две линии, тянувшиеся на песке параллельно горке:
– Не похоже! Смотри, жертву волоком дотащили сюда. Ты что, не видишь следы?
Но Зейнеп стояла на своем:
– Ты прав, его сюда волоком дотащили. Но пока тащили, он был еще жив. А убили уже здесь. Сейчас твои ребята еще немного покопаются и найдут в песке и пулю, и гильзу.
– Хорошо, а следы убийцы? – включился я в обсуждение. – Где они? Их что, нет?
Заметив наконец меня, оба подобрались.
– Он их стер, господин комиссар, – ответила Зейнеп. – Вероятно, действовал профессионал. – Она показала на затылок трупа. – Убил одним выстрелом. Думаю, использовал глушитель. – Ее взгляд скользнул в сторону улицы. – Иначе бы кто-нибудь точно услышал. Хоть это и посреди ночи было, но на звук выстрела сложно не обратить внимания…
Шефик постарался найти компромисс:
– Если так, если его сюда притащили, то он был в бессознательном состоянии, оглушен. Иначе бы точно были следы сопротивления.
Я пригляделся к убитому: кожа лица постепенно приобретала грязно-желтый цвет, нижняя половина правого уха отсутствовала.
– Да, убийца забрал часть уха жертвы, – подтвердила Зейнеп. – Крови справа на черепе нет, видимо, отрезал не здесь, раньше. А рану прижег.
Дело постепенно приобретало интересный оборот, но тут Шефик, отерев со лба пот тыльной стороной ладони, переменил тему:
– До чего же печет, господин главный комиссар, мы тут будто на болоте сидим…
И правда, чем выше поднималось солнце, тем труднее становилось дышать в сквере – духота давила, а глотка пересыхала. Я огляделся вокруг, нет ли у кого-то воды, и тут мой глаз зацепился за какой-то розовый предмет в желтом песке. Что-то было под ногой у жертвы. Я подошел поближе.
– Если уже утром так жарко, то что будет к полудню? – продолжал стонать Шефик.
Его нытье рассеивало внимание, мешало думать.
– Подожди, Шефик, – сказал я довольно резко, – не мешай мне секунду.
Он с интересом уставился на меня. Зейнеп тоже насторожилась.
– Что такое, Невзат-бей? Вы что-то обнаружили?
Вместо ответа я подозвал худощавого паренька-криминалиста:
– Ну-ка, что это там такое розовое?
– Кукла, господин главный комиссар, это кукла Барби, – пояснил вместо него Шефик. – Мы специально ее здесь оставили, ждали вашего приезда, чтобы ничего не менять на месте преступления.
Я вновь обратился к подчиненному Шефика:
– Дай-ка сюда эту куклу, сынок.
Большим и указательным пальцем правой руки в медицинской перчатке он аккуратно взял Барби и протянул ее мне. Я вытащил из кармана платок и так же аккуратно взял куклу за левую ногу. И тут слова сами сорвались с моих губ:
– Айсун! Это же игрушка Айсун!
Все потрясенно посмотрели на меня. После небольшой паузы Зейнеп спросила:
– Вашей дочери? Но как это возможно?
– Не знаю. Я не знаю, Зейнеп.
Я внимательно разглядывал куклу. Трещины на правой руке не было. Я пригляделся: нет, точно нет – и с облегчением выдохнул.
– У Барби Айсун была сломана правая рука, я потом сам клеил. Так что это не ее кукла.
Зейнеп обрадовалась:
– Ну вот! Да и как кукла вашей покойной дочери, господин главный комиссар, могла здесь оказаться!
Шефик тоже расслабился, и, хотя никто его об этом не просил, начал строить теории:
– Возможно, игрушка никак и не связана с этим делом. Возможно, ее забыл кто-то из девочек, которые вчера здесь играли. Все-таки это детская площадка…
