– Да, – подтвердил мою догадку мужчина.
Неудивительно… Вот только этот дом слишком велик для одного. Интересно, это вообще его особняк? Хозяин бы за жилищем следил, а тут… Впрочем, возможно, у него просто не хватает времени или средств. Кто знает?
При внимательном рассмотрении в ковре обнаружились редкие проплешины, а на стенах – следы прежде висевших картин: обои слегка выцвели, а там, где были рамки, они по-прежнему яркие.
– А куда делись картины? – не знаю, зачем, спросила я. Наверное, просто устала стоять в тишине и безмолвно наблюдать, как ингирвайзер тщетно пытается навести порядок в собственном жилище.
– Сняли, – неохотно ответил Фрей. – Там были портреты… старых хозяев.
Значит, все-таки не его… По крайней мере, был. И, честно говоря, я и думать боюсь, каким образом или за какие заслуги ему этот дом достался. Глядя на его раны, предположения возникают не самые приятные.
– Почему вы не повесите новые? – спросила дружелюбно, пытаясь отвлечься от неуместных ассоциаций.
– У меня нет родственников. А собственное лицо не столь привлекательно, чтобы развешивать его по стенам!
О, вот тут я с ним полностью согласна. И, как погляжу, господин ингирвайзер не склонен к самообману. Это радует. А вот то, что запустил все так… стыдно должно быть, право слово. Хотя его, похоже, все устраивает. И кто я такая, чтобы лезть?
Ох, мы только-только пришли, а я уже хочу отсюда сбежать…
– Пойдемте, я покажу вашу комнату, – вторгся в мои мысли сухой мужской голос, и я обрадовалась возможности отвлечься.
Остальной дом, как оказалось, находился в еще более неприглядном состоянии, чем гостиная. И чем дальше, тем все сильнее навевал скуку. Устаревший рисунок на стенах, ковры, лишенные яркости цветов, затертые перила… Сколько рук коснулось их за все время? И комната, которая должна стать моей. Затхлая, пыльная, кажется, сюда сто лет никто не заглядывал.
Рейнар недовольно поморщился, вздохнул и, пройдя к окну, нараспашку открыл створки, впуская в помещение колючий морозный воздух.
– Я… Тут… У меня редко бывают гости. – Он не знает, что сказать. И еще ему неловко. И эта неловкость ему совершенно не идет. Не вяжется с суровым каменным лицом, отчего мне на мгновение становится смешно. Но выражение лица быстро сменяется раздражением и даже злостью, и хозяин заканчивает уже совершенно иным тоном: – Пусть проветрится пока, я потом тут… в общем, я займусь этим вопросом.
А я вдруг поняла, что его так раздражает. Точнее, не «что», а «кто»! Я!
Вторглась, понимаешь ли, в его личное пространство, нарушила привычный уклад жизни. Порядок тут наводить заставила. Как будто мне это надо!
Помнится, я не просила со мной возиться!
– Не утруждайтесь. Я не настолько беспомощна, как вам мнится. И вполне способна самостоятельно вытряхнуть покрывало.
Капитан Фрей удивленно вскинул бровь – да, именно бровь, одну, что смотрелось тоже весьма… специфично, – и, скрестив руки на груди, язвительно отозвался:
– Вообще-то, я планировал пригласить кого-нибудь из конторы. Но если многоуважаемая анья горит желанием закатать рукава и немного потрудиться, я не буду препятствовать.
Вот ведь… нахал!
Решил, что я совсем белоручка? Не спорю, живя в Общине, нам не приходится заниматься уборкой. Но это вовсе не значит, что я не способна привести свое жилище в порядок! В отличие от некоторых!
Теперь доказать ему это стало для меня делом принципа.
