Мы с мамой отвозим Рози домой, и, когда возвращаемся к себе, Уголёк встречает нас у дверей. Сдавленно мяукнув, он привстаёт на задние лапы, а передние ставит маме на ногу.
– Ох, Уголёк. Подожди минутку. – Мама аккуратно обходит его, снимает куртку и вешает её вместе с сумочкой на крючок у двери. Уголёк мяукает и путается у неё под ногами. – Что это с ним?
Я пожимаю плечами, снимаю пальто и вешаю рядом с маминой курткой:
– Просто Уголёк у нас такой. С ним такое случается.
Бум… бум…
Я сглатываю. Или он боится призрака.
Мама смахивает с лица кудрявую прядь и морщит лоб:
– Что это было?
– Что?
Бум!
Ахнув, мама хватается за среднюю полку шкафа.
– Это из нижнего ящика! Милая, ты раньше слышала какие-нибудь звуки оттуда?
Если бы кошки могли пригвоздить к месту обвиняющим взглядом, Уголёк бы сейчас именно так и сделал. Он мяукает так, словно подтверждает мамины подозрения.
Я вздыхаю и потираю локоть.
– Ну… да. Но не думаю, что из-за этого стоит волноваться. В смысле призрак не может сбежать без того заклятия, о котором говорила Сара, верно?
– Верно… – Мама с неуверенным видом закусывает губу.
Дверца шкафа трясётся, и мама бледнеет ещё сильнее. Почесав веснушчатый нос, она выуживает из кармана ключи:
– Я посмотрю, что там.
Затаив дыхание я смотрю, как мама, присев на корточки, возится с замком. Уголёк, мягко ступая, подходит к ней и выглядывает из-за локтя. Когда мама открывает дверцу, он пронзительно шипит.
Я беру кота на руки и прижимаю к груди. Уголёк извивается, но я держу крепко.
Мама заглядывает в ящик и хмурится:
– Странно. Стратагема лежит вверх ногами.
У меня перехватывает дыхание. Это Рози её так положила или опять перевернул призрак?
Мама берёт шкатулку и вертит в руках, не заметив недавно появившуюся на ней надпись. Пока она изучает крышку, я спускаю Уголька на пол, и он идёт к маме.
– Бабушка когда-нибудь говорила о ковене? Может быть, она знала кого-то, кто в нём состоял? – осторожно спрашиваю я.
Мама почти ничего не рассказывала мне о жизни хранителей. Только то, что мой дедушка был одним из лучших. Но он погиб в автокатастрофе, когда мама была ещё маленькой девочкой, поэтому я его не знала.
Мама по-прежнему вертит стратагему в руках и будто разглядывает сигилы – но её глаза при этом устремлены куда-то вдаль.
– Нет. Она не имела к хранителям никакого отношения – разве что была замужем за одним из них. Твой дедушка не посвящал её в свои дела. Их брак сам по себе был в каком-то смысле необычным. Хранители, как правило, не женятся на простых гражданах.
– Простых гражданах? – переспрашиваю я. – Ты говоришь так, будто хранители – это какая-то военная каста.
– Думаю, они себя таковыми и считали. – Мама поднимается, держа шкатулку в руке, и ногой закрывает дверцу. – Мне было всего десять лет, когда умер мой отец, а твоя бабушка с тех пор ни словом не обмолвилась о хранителях. Она не хотела иметь с ними ничего общего.
– А хранители ещё остались?
Мама, задумавшись, склоняет голову набок.
– Не знаю. Сара пытается их разыскать, но лично я не уверена, что хочу этого. Что, если они потребуют, чтобы мы с тобой присоединились к ним? – Маму пробирает дрожь. Свободной рукой она указывает на шкатулку. – Нам и этого более чем достаточно. Я знаю, милая, что этот призрак пугал тебя в кукурузном поле. Я подумала, может быть, тебе жутко оттого, что теперь эта шкатулка находится у нас в доме. Хочешь, я попрошу Сару забрать её? Она была бы не против.
