- Да, - улыбаюсь я.
- О!
Чувствую, что накал ярости дракона растет. Накал веселья со стороны Филимены растет тоже. Но если к чувствам подруги примешивается восхищение, в оттенках чувств Аррайдена разобраться не удается.
За следующим поворотом я предстаю завернутой в белое полотенце, которое прикрывает фигуру от груди до коленок. Волосы влажные, а на шее заметна дорожка воды, ведущая в область груди. Приоткрытые губы и сонный взгляд добавляют одновременно ощущение уюта и чувственности. Перед этой картиной собралось несколько мужчин и женщин. Те, с кем мы знакомы, по-очереди подходят и выражают свое восхищение. Делаю мысленную заметку: из увиденных мне эта работа пока понравилась больше всего.
Далее видим портрет, на котором изображено лишь мое лицо. Вот только во взгляде горит столько страстного призыва, что назвать картину приличной язык не поворачивается. В чем-то она даже откровеннее, чем увиденные ранее. Около нее тоже стоят несколько мужчин, а в глазах одного, который смотрит на портрет, не отрываясь, столько жадности, что спешу пройти дальше.
Здесь я изображена в ванне. Моя голова расслабленно откинута, видна свешивающаяся с бортика кисть руки. Свечи, расставленные как на полу, так и на полках, добавляют картине мягкости и уюта. Кажется, еще немного и я открою глаза, а затем сойду с полотна.
На следующей картине вид сбоку, и я лежу совершенно обнаженная на полу. Рука, находящаяся со стороны смотрящего, расположена вдоль тела, тогда как ладонь второй прикрывает самую провокационную часть груди. Одна нога немного согнута в колене. Картина нарисована в черно-белых тонах, поэтому я светлым пятном выделяюсь на темнеющем паркете. При всей своей откровенности в ней совершенно нет чувственности, только простая констатация. Я больше похожа на творение из мрамора, чем на живую женщину.
Перед этой картиной также много народа. Но любуются они мастерством художника в благоговейном молчании.
- Возвращаемся? – с усмешкой интересуется Филимена.
Пока направляемся в сторону выхода, она качает головой:
- Эти работы действительно отличаются от тех, что я видела у него раньше.
- Думаешь? – с сомнением спрашиваю я.
- Определенно, - кивает подруга. – Обычно он словно отстраняется от своих моделей, любуется ими на расстоянии, позволяя отразиться на холсте лишь их совершенству. А здесь он активнее использует цвета и полутона, передавая собственные чувства… Миталь действительно тебя любил.
Возразить на это мне нечего. Филимена смогла совершенно точно передать мои собственные чувства.
Миталь встречает нас с улыбкой, но, несмотря на это, улавливаю в его глазах тень беспокойства.
- Спасибо, это было невероятно прекрасно! - с искренним восхищением произношу я. – Мне понравились все работы. В каждой из них есть что-то особенное. Спасибо, что видишь меня такой.
- Потому что для меня - ты именно такая, - с нежностью произносит он. – Твоему дракону повезло.
- Я тоже так считаю, - соглашается Филимена.
Улыбаюсь:
- Я хочу полотно, на котором я в белом полотенце.
- Конечно. А вы, Аррайден, выбрали для себя что-нибудь?
- Портрет, на котором крупным планом лицо, - сквозь зубы цедит дракон.
- Хороший выбор. Через неделю я вам его пришлю. Можете считать это моим вам подарком.
- Не стоит…
- Я настаиваю… Если вдруг в вашу голову закралась мысль о том, чтобы через подставных лиц выкупить остальные полотна, спешу вас огорчить – я продаю свои работы только тем, с кем у меня уже выстроены хорошие отношения. Не хочу спекуляций, или чтобы картинами наслаждался тот, кто не понимает их ценности.
