По всей вероятности, взаимоотношения Берии с Реденсом также не сложились. Но сдвинуть столь могущественного человека было невозможно. Чекистская карьера Лаврентия в Закавказье заходит в тупик. В мае 1930 года Берия обращается к своему покровителю Орджоникидзе с письмом:
Дорогой Серго, не один раз я ставил перед Вами вопрос о моей учебе. Время проходит, кругом люди растут, развиваются, и те, которые еще вчера были далеко от меня, сегодня ушли вперед. Известно, что безбожно отстаю. Ведь при нашей чекистской работе не успеваем зачастую даже газету прочесть, не то, что самообразованием заниматься…
Дорогой Серго! Я знаю, Вы скажете, что теперь не время поднимать вопрос об учебе. Но что же делать. Чувствую, что я больше не могу…
…Я думаю, что мой уход из Закавказья даже послужит к лучшему. Ведь за десять лет работы в органах ГПУ в условиях Закавказья я достаточно намозолил глаза не только всяким антисоветским и контрреволюционным элементам, но и кое-кому из наших товарищей. Сколько людей будут прямо-таки приветствовать мой уход, настолько я им приелся своим постоянным будированием и вскрыванием имеющихся недочетов. Им хотелось, чтобы все было шито-крыто, а тут, извольте радоваться, кругом недочеты и ляпсусы.
Уже начинают прорабатывать, а что дальше будет – не знаю. Со мной начинают связывать все истории, которые когда-либо были в Грузии и вообще в Закавказье. Ушел тов. Л. Картвелишвили (член ЦК КП Грузии) – винили меня. Ушел тов. Мамия (1-й секретарь Заккрайкома) – указывали на меня. Сняли бакинских товарищей – опять я тут. В умах многих товарищей я являюсь первопричиной всех тех неприятностей, которые постигли товарищей за последнее время, и фигурирую чуть ли не как доносчик.
Кажется, что Берия сдается и готов оставить власть, высокие посты ради учебы. Но на самом деле содержание письма куда сложнее. С одной стороны, в нем жалоба на конкретных грузинских руководителей, которые «прорабатывают» Берию за то, что он мешает им бездельничать. Берия откровенно хвастает своими достижениями и принципиальной позицией: вдруг Орджоникидзе проявит сочувствие и уберет карьерные препятствия. С другой стороны, стремление учиться вовсе не означало конец карьеры, скорее наоборот. Учеба в одном из коммунистических вузов – своеобразный тайм-аут. С 1929 года идет «сталинская революция». Новый порядок, создаваемый Генеральным секретарем, требует новых людей. Внутрипартийная борьба снова обостряется и еще неизвестно, победит ли Сталин. Учеба в Москве в такой момент открывает новые перспективы в масштабе всего Советского Союза, не только Закавказья. И дает Берии шанс перейти на хозяйственную работу с чекистской, которой он всегда тяготился. Именно в это время в московских вузах учатся те, кто позже разделят с Берией коллективное руководство страной: Никита Хрущев в Академии народного хозяйства, Георгий Маленков в Баумановском училище.
Желание Берии учиться было горячо поддержано руководством Закавказья, в том числе и его непосредственным начальниклм Станиславом Реденсом. Они давно хотели от него избавиться. По многочисленным свидетельствам Берия к тому времени начал откровенно наглеть. Он посылал свои сообщения в Москву через голову местного руководства и демонстрировал оному высокомерное презрение. И, по-видимому, открыто выражал желание оставить Закавказье. Об этом свидетельствует записка его преданного подчиненного Всеволода Меркулова:
