Лайка - страница 2

Вот и сидел сейчас Юрий Всеволодович, глядя на свой стакан чая, и думал о том, что все это глупо: в его годы пытаться строить новую семью. Он давно привык к одиночеству в быту, и ему было комфортно в этом пространстве осознанного сиротства. Нравилась ли ему Ирина как женщина? Безусловно – да, но ломать свой уклад он не хотел ни за что на свете. Поэтому час назад он решительно направился к кабинету главного врача, чтобы откровенно поговорить и все объяснить начистоту. Но главный бухгалтер больницы, которая что-то тихо обсуждала с секретаршей, с порога зашикала на него и шепотом поведала, что Евгений Павлович обсуждает бюджет больницы с Красноярском, и что разговор будет долгим. Удрученный ходом событий, Ерохин спустился на первый этаж к рентгенологу, с которым иногда любили поболтать о том о сем. Растерянно, даже машинально, рассматривая снимки, которые медсестра готовила для отправки врачам на завтрашний день, он вдруг обратил внимание на характерные обширные пятна на одном из рентгенограмм. «Странные засветы здесь, Николай Иванович, – обратилась она к рентгенологу. – Видимо, аппарат барахлит».

– Нет-нет, – остановил ее Юрий Всеволодович, – дело не в аппарате, а в пациенте.

Ерохин взял снимок и стал внимательно рассматривать его.

– Пришлите мне его ко мне завтра, – сказал он, обращаясь к Николаю Ивановичу. – Хотя, наверное, уже поздно его спасать…

– Так этот пациент вроде здесь где-то, – перебила его медсестра. – Мне из регистратуры Клавдия Петровна звонила и жаловалась, что, вроде бы, как раз он поставил ей ультиматум, что останется в больнице до тех пор, пока его не примет врач, и что утром у него последний теплоход.

– Тогда, если вас не затруднит, позвоните ей и скажите, пусть этот, – как его фамилия? Шадрин? – пусть этот Шадрин поднимется ко мне. Я буду его ждать до тех пор, пока он не придет ко мне.

Ерохин постучал ложкой о край бокала, стряхивая капельки уже остывшего чая, и задумчиво посмотрел в черную глазницу окна. Затем перевел взгляд на настенный календарь за текущий 2021 год: в красном квадратике значилось число 22, а над фото с забавными котятами – месяц – сентябрь. «Летят мои годы! Боже мой, как быстро летят!» – подумал он. Ход его хаотичных мыслей перебил тихий стук в дверь. В следующую секунду она отворилась, и на пороге показался незнакомый мужчина.

– Мне сказали, что вы примете меня, – невнятно и как-то робко пробормотал он, поздоровавшись с доктором.

Юрий Всеволодович удивленно уставился на него, все еще оставаясь под воздействием своих тягостных мыслей и запамятовав о некоем Шадрине, которого сам и попросил найти и прислать к нему срочно.

– Я не ошибся: вы – Юрий Всеволодович? Моя фамилия Шадрин…

– А-а, вот что! – перебил пациента Ерохин, вспомнив рентгеновский снимок, и, почему-то взяв с блюдца ложечку, запустил ее обратно в бокал с чаем. – Чаю хотите? Составьте мне компанию – грустно пить чай в Туруханске одному, знаете ли. Садитесь вот сюда. Вы не торопитесь?

Никита пристально посмотрел в глаза терапевту, поймав его изучающий взгляд, и сел на стул, стоящий чрез стол напротив него.

Ерохин включил чайник и, пока тот закипал, снова молча бросил взгляд опытного онколога на внешний вид Шадрина. В суровом, но измученном от тяжелой болезни лице Никиты Юрий Всеволодович вдруг увидел как бы себя: Бог миловал его в течение всей его жизни от серьезных физических недугов, но сейчас он такой же израненный и выбитый из своей привычной колеи человек – разве не так?