И все же, гнусный смартфон жжет Оле ребра сквозь сумку.
В школе Оля барабанит пальцами о стол от нетерпения. Урок длится и длится, в тишине контрольной раздражающе громко тикают часы и скрипят ручки о бумагу. Дети пишут в своих новых тетрадях – свежекупленных, чистых, еще почти пустых. Белизна страничных листов трепещет в лучах утреннего солнца, такая хрупкая, такая мимолетная. Оля любуется ей, и все же в мыслях приказывает часам идти быстрее. Звонок встречают стонами и тихими проклятиями, в классе начинается возня, головы вертятся, как на шарнирах, а глаза так и мечутся, стараясь урвать хоть один лишний ответ в чужой, летящей мимо к учительскому столу, тетради.
Оля стучит колпачком ручки по столу, как судья на заседании.
– Сдавайте тетради, время вышло.
И следом:
– До свидания, Юлечка, до свидания, до завтра ребята.
Гвалт перемены нарастает за дверью, как рев бури. Оля торопливо берет сумку и погружается в море маленьких быстрых тел, несущих друг друга единым потоком, в котором никто уже точно не знает, куда он идет, и туда ли хотел изначально. Оля плывет среди детей – медленная, фундаментальная, точно заземленная по сравнению с их легкими эфирными телами. Оля чувствует себя фрегатом в волнах – таким большим, таким полновесным – набиваемым с курса.
Кабинет Дашки оказывается заперт на ключ, и Оля стучит в него своим секретным стуком: три раза, один и снова три.
Дашка отпирает моментально, она поспешно доедает булочку с повидлом из столовой, а в руке ее дымится только заваренный чай. Она опасливо озирается и быстро пропихивает Олю внутрь.
– Я уж думала кто-то из детей на консультацию пришел, – выдыхает она. – Никакого от них спасенья, постоянно говорю родителям первоклашек: не заводите вы хомячков, дети еще не готовы столкнуться со смертью.
Оля хихикает, а Дашка наливает ей чай.
– Чего обедать не идешь? Сегодня суп рыбный, твой любимый, весь подвал им провонял.
– У меня к тебе просьба есть.
Дашка смотрит на нее подозрительно, в тайне надеясь, что Оля уже забыла о Парфенове и ее, Дашкином, экспертном мнении.
– Ну давай, рассказывай, – неуверенно мямлит она, и Оля, к Дашкиному счастью, вдруг достает из сумки коробочку и, со смущенный видом, подталкивает ее к Дашкиной руке.
– Даш, ты меня пользоваться научи? – просит Оля. Ее щеки слегка розовеют, и Дашка отмечает какое у Оли по девчоночьи наивное, открытое лицо.
– Ты что, смартфоном пользоваться не умеешь? – вскрывает Дашка коробочку.
Оля неловко пожимает плечами:
– Я все как-то кнопочным… Когда покупала, смартфонов еще не было, а потом Кирюшка, сама понимаешь, не до этого было.
Даша понимающе кивает, уж ей ли не знать про Олины реалии.
– Для начала, попробуем включить, – распоряжается она и с усилием давит на кнопку.
Телефон мертв.
Оля беспокойно ерзает, заглядывая в темный экран.
– Не работает? – и тут же добавляет: – Так и знала! Раз в жизни принес подарок, и тот сломан!
– Кто принес-то? – уточняет Дашка, роясь в ящиках стола.
Оля прикусывает язык, но поздно. Говорить ей явно не хочется, но это же Дашка, как ей не скажешь?
– Андрей, – вздыхает Оля.
Даша выуживает из бардачных ящиковых недр черный провод и принимается тыкать им в телефон.
– Лишь бы подошло… – бурчит она тихо. – И что ему от тебя нужно было?
– Отсрочку по алиментам, – Оле стыдно говорить, точно это она своему ребенку деньги платить не хочет.
Даша качает головой – не удивленная, не расстроенная. Даже не сочувствующая. Но Оля этого не замечает: экран расцветает тусклым голубоватым свечением.
