Лазоревый грех - страница 37



Мюзетт не стала оглядываться. Она только пожала плечами по-галльски – жест, который может значить все и ничего.

– Анита меня видит не таким, – закончил он.

– Жан-Клод не может, глядя на тебя, не вспоминать, что утрачено, – сказала Мюзетт.

– Времена, когда ты могла говорить от моего имени, Мюзетт, давно прошли, – ответил Жан-Клод. – Ты не знаешь ни моего разума, ни моего сердца. На самом деле никогда и не знала.

Она повернулась к нему:

– Ты и правда хочешь мне сказать, что согласен до него дотронуться – до такого, как сейчас? Осторожнее со словами, Жан-Клод. Помни, что наша госпожа видит глубоко и в твоем разуме, и в твоем сердце. Мне ты можешь солгать, но ей – никогда.

Жан-Клод на миг замолчал, но наконец сказал правду:

– Сейчас мы не близки в этом смысле.

– Видишь? И ты отказываешься коснуться его, как отказывается она.

Я ослабила кольцо рук Дамиана, чтобы легче шевелиться.

– Не совсем так, – объяснила я. – Прошу прощения, но это моя вина, что они сейчас не пара.

Она обернулась ко мне:

– Что ты хочешь сказать, слуга?

– Знаешь ли, если бы я даже была простой горничной, я достаточно знакома с правилами вежливости в обществе, чтобы знать: горничную просто горничной не называют. Так же не называют слугу слугой – разве что ты никогда не имела дела со слугами. – Я сложила руки на животе, намеренно приняв недоумевающий вид. Руки Дамиана лежали на моих плечах без нажима. – Разве не так, Мюзетт? Может быть, ты вовсе не аристократка? И это притворство, а на самом деле ты просто не знаешь, как ведут себя аристократы?

Жан-Клод бросил на меня взгляд, который ей был не виден.

– Как ты смеешь! – воскликнула Мюзетт.

– Тогда докажи благородство своей крови и обращайся ко мне хотя бы так, как обращается аристократ, у которого действительно есть слуги.

Она открыла рот, собираясь возразить, но потом вроде бы услышала что-то, не слышное мне.

– Как пожелаешь. Тогда Блейк.

– Блейк годится, – согласилась я, – а хотела я сказать, что мне несколько не по душе бисексуальность. Я не стану делить Жан-Клода с другой женщиной и уж тем более – с другим мужчиной.

Мюзетт снова наклонила голову, будто углядела червяка, которого собирается склюнуть.

– Очень хорошо. Значит, Ашер не связан ни с кем из вас. Он просто твой заместитель.

Я посмотрела на обоих вампиров. Только Джейсон так же недоумевал, как я. А вампиры вели себя так, будто только что захлопнулся капкан, а я этого еще не вижу.

– В чем дело? – спросила я.

Мюзетт рассмеялась, и далеко не таким чарующим смехом, как умели Ашер или Жан-Клод. Это был просто смех и чем-то неприятный.

– У меня есть право просить его в качестве дара на эту ночь.

– Погоди, – сказала я, и руки Дамиана снова притянули меня к нему, но на этот раз я не собиралась двигаться. – Я думала, ты согласна с Белль, что Ашер теперь недостаточно красив для секса.

– А кто говорит о сексе? – спросила Мюзетт.

Теперь я совершенно искренне не поняла.

– А зачем еще он нужен тебе на ночь?

Она захохотала, закинув голову назад, – весьма не аристократичный звук вроде лая гончей. Разве я сказала что-нибудь смешное?

Тихий голос Жан-Клода нарушил тишину, когда отзвучал смех.

– Интересы Мюзетт гораздо сильнее склоняются в сторону боли, нежели секса, ma petite.

Я посмотрела на него:

– Ты не имеешь в виду игр доминанта и подчиненного, когда есть защитное слово?

– Ни в одном известном мне языке нет ни одного слова или вопля, который помешал бы Мюзетт получить свое удовольствие.