Лазоревый грех - страница 41
– Мне известно, что по нашим законам – тем законам, которые ты помогла провести в жизнь, – никто не имеет права войти на чужую территорию, не оговорив сперва право прохода. Мюзетт и ее люди явились за месяц до даты, на которую мы дали им разрешение, а это значит, что они вне закона и не имеют ни прав, ни гарантии безопасности. Я могу перебить их всех, и закон Совета будет на моей стороне. В Совете слишком много тех, которые тебя боятся, Белль, – им эта шутка может понравиться.
– Ты не посмеешь.
– Я не позволю тебе обидеть Ашера. Никогда больше.
– Он для тебя никто, Жан-Клод.
– Ты прекраснее всех живых и мертвых, которых я видел на своем веку. Я ничто перед твоей силой, я благоговею перед твоим владением политическими маневрами, который получаются у тебя так легко и без усилий. Но я давно уже живу далеко от тебя, и мне пришлось узнать, что красота – не всегда то, чем кажется, что похоть не всегда лучше, чем любовь, и что одной только силой не наполнить ни сердце, ни постель, а для политики у меня нет твоего терпения.
Она вытянула к нему изящную руку:
– Я показала тебе такую любовь, на которую не способен никто из смертных.
– Ты показала мне похоть, госпожа, половой голод.
– Non, amour, – произнесла она таким страстным голосом, что плечи у меня покрылись гусиной кожей.
– Non. Похоть, но не любовь.
По ее лицу пробежало выражение – будто плохо сделанная маска потекла под кожей Мюзетт. Это неприятно напомнило мне движение под шкурой оборотня, когда он перекидывается. Если она полностью превратится в Белль, я попробую добраться до ее сердца.
– Ты любил меня когда-то, Жан-Клод.
– Oui, от всего сердца и от всей души.
– Но сейчас ты меня не любишь.
И в этом тихом голосе прозвучала даже нотка потери.
– Я узнал, что любовь может расти и без секса, а секс не всегда ведет к любви.
– Я бы любила тебя снова, – шепнула она.
– Non, ты бы снова мною владела, а любовь – это совсем не обладание.
– Ты говоришь загадками, – сказала она.
– Я говорю правду, которую мне удалось узнать.
Светло-медовые глаза обратились ко мне.
– Это сделала ты. Каким-то образом ты это сделала.
Я чувствовала себя определенно глупо с этим ножом в теле Мюзетт, но боялась его вытащить – я почти ожидала, что Белль встанет и скажет: «Ага, вот этого я и ждала». Так что я держала клинок в ее теле и думала, что делать дальше. Трудно было думать, глядя в эти бледно-медовые глаза, глядеть и не побежать или не попытаться ее убить. Если мне не удается убежать от своих страхов, у меня есть склонность их убивать. Пока что эта стратегия приводила к успеху.
– Что именно я сделала? – спросила я, и голос был сдавленным. Пальцы Дамиана ласково разминали мне плечи – даже не массаж, а напоминание, что он здесь.
– Ты его повернула против меня.
– Нет, – возразила я. – Ты сама это сделала за несколько веков до моего рождения.
Текучая маска снова шевельнулась под кожей Мюзетт. Наверное, если дотронуться до ее лица, я бы нащупала что-то, чему там не место.
– Я его взяла в свою постель. Чего еще можно было бы желать от Белль Морт?
– Ты показала ему, чего стоит твоя любовь, когда вышвырнула из своей постели Ашера.
– Какое отношение имеет судьба Ашера к любви Жан-Клода?
Если бы такое спросил кто-то, знающий их обоих, это было бы курьезно. То, что такое смогла спросить та, что породила их обоих, пугало и огорчало.
– Тебе следует нас покинуть, Белль, – сказала я.