– Это должно быть твое решение, ma petite.
– Почему всегда решение должно быть за мной? – вздохнула я.
– Потому что ничего чужого ты не потерпишь, ma petite.
Да, я вспомнила.
– Ничего себе, – шепнула я.
Он бережно сжал мне плечо:
– Еще ничего не сказано. Мы можем оставить все как есть.
Я встряхнула головой:
– Нет. Я не хочу завтрашней ночью одна быть виновата, если у нас ничего не выйдет. Я не стану рисковать им ради предрассудков своей морали.
– Как скажешь, ma petite, – произнес он все с той же ровной, ничего не выражающей интонацией.
– Что тут произошло? – спросил Ашер, и его голос не был пуст – в нем слышалась нотка страха. Учитывая, кто там спал дальше по коридору, я его могла понять.
Я опустила руки. Они занемели от слишком тугого объятия коленей. Я попыталась огладить юбку, но наткнулась только на колготки. Любимая темно-синяя юбка была слишком короткой для сидения в такой позе. Если бы в комнате были зрители, они могли бы заметить, что белье у меня под цвет.
Я подобрала под себя колени – медленно, неловко, скованно.
– Что случилось? – спросил Ашер, и на этот раз голос его был совершенно непроницаем.
– Ничего, mon ami, – ответил Жан-Клод. – Точнее, ничего нового.
– Это я виновата, – сказала я и встала, все еще двигаясь медленно.
– В чем виновата? – спросил Ашер, переводя взгляд с меня на Жан-Клода и обратно, пытаясь что-то понять по нашим лицам.
Я сошла с мехового коврика, и мои каблуки резко клацнули по полу.
– В том, что тебе грозит опасность от Мюзетт.
– Ты сделала все, что могла, для моей защиты, Анита, и больше, чем я бы осмелился мечтать. Никто не бросает вызов Мюзетт из страха перед Белль Морт. Ты сделала такое, о чем многим членам Совета было бы страшно даже подумать.
– Благословение невежества, – ответила я.
Он бросил на меня быстрый взгляд из-под завесы волос.
– Что это значит?
Я подошла к нему, туда, где он стоял еще в дверях.
– Это значит, что я была храброй лишь от незнания, что мне грозит. Я никогда не видела Белль во плоти. Не пойми меня неправильно – она достаточное впечатление производит и на расстоянии, но я никогда не видела ее по-настоящему.
Я теперь стояла перед ним. Он отвернулся, показывая лишь невредимую сторону лица. Так он уже давно от меня не прятался.
Я потянулась рукой к той половине, которую он отвернул в сторону, и он вздрогнул, отдернулся назад так, что дверь заскрипела.
– Non, non!
– Мне уже случалось к тебе прикасаться, – сказала я так тихо и осторожно, как говорят с пугливым зверьком или с человеком на краю крыши.
Он отвернулся от меня совсем.
– Ты видела картины. Ты видела, каким я был когда-то, и видела теперь, каким я был… когда раны были свежие. – Он повернулся спиной, руки на двери, и замотал головой: – Ты видела то, что видела Белль Морт.
Я покачала головой, поняла, что он этого не видит, и коснулась его плеча. Он вздрогнул.
Я обернулась к Жан-Клоду, и его лицо было пустым, только в глазах была заметна тень страдания такого глубокого, что от него чуть не погибли трое.
Я прижалась телом к спине Ашера, обняла его сзади. Он замер под моим прикосновением, отстраняясь, уходя в себя, туда, где не больно. Я прижалась щекой к его спине и держала его, пока он не затих.
Сглотнув непролитые слезы, я заговорила, и голос мой звучал ровно.
– Я куда раньше видела тебя в воспоминаниях Жан-Клода. Я помню твое великолепие под моими руками, рядом с моим телом. – Я обтекла его, прилипла к нему. – Мне не нужна картина, чтобы видеть твою красоту.
