– Нет.
Другие слова не шли мне на ум.
– Да, ma cherie, да. Пора.
Я замотала головой.
– Нет.
И прижалась к двери так, что утром на спине будут синяки. Я не могла его отпустить. И почему-то знала, что, если он откроет сейчас дверь, второго шанса у меня не будет.
Я молилась, чтобы пришли слова. Молилась о способности раскрыть свое сердце и не испугаться.
– Я позволила Ричарду от меня уйти. Я знала, что он уходит, но сидела на полу и смотрела ему вслед. Я не встала у него на дороге. Я считала, что это его выбор и нельзя удержать никого, кто не хочет, чтобы его держали. Так вот к черту все это, ко всем чертям. Не уходи, Ашер, молю тебя, не уходи. Я люблю, как сияют на свету твои волосы. Я люблю, как ты улыбаешься, когда забываешь прятаться и не хочешь ни на кого произвести впечатление. Люблю твой смех. Люблю скорбь в твоем голосе, похожую на вкус дождя. Люблю смотреть, как ты смотришь на Жан-Клода, на его походку, когда думаешь, что никто тебя не видит, потому что именно так смотрю на него я. Люблю твои глаза. Люблю твое страдание. Люблю тебя.
Я пододвинулась ближе, обвила его руками, прижалась щекой к его груди, отерла слезы шелком его рубашки и шептала не переставая: «Люблю тебя, люблю тебя», – а он поднял мое лицо и поцеловал – впервые поцеловал меня по-настоящему.
Мы прервали этот нежный поцелуй, и я отвела Ашера за руку к постели. Он упирался, как ребенок, которого ведут спать.
Жан-Клод стоял у кровати с ничего не выражающим лицом, как он это умеет.
– Есть одна вещь, которую я должен сказать до начала. Я держу ardeur ma petite под контролем, но наступит момент, когда мне придется контроль снять. Я не могу ручаться за то, что произойдет после этого.
Мы с Ашером стояли рядом с ним, держась за руки. Он цеплялся за мою руку с горячностью почти болезненной. Но в голосе его не было напряжения, ощущавшегося в теле.
– Если бы я думал, что только ardeur заставляет Аниту желать меня, я бы отказался, потому что, когда ardeur остынет, она оттолкнет меня, как было раньше. – Он поднес мою руку к губам и поцеловал, почти не прикасаясь. – Но я знаю, что Анита желает меня. Ardeur может приходить и уходить, мне это теперь все равно.
– Ma petite? – спросил Жан-Клод.
– Я бы предпочла сделать все, что возможно, раньше, чем проснется ardeur, но понимаю, что это будет… трудно для вас. – Я пожала плечами. – Не знаю. Знаю только, что решилась на это, и потому, думаю, все будет нормально.
Он приподнял бровь:
– Ma petite, ты не умеешь лгать убедительно.
– Вот это уж неправда! – возмутилась я. – Я давно научилась.
– Только не мне.
Я пожала плечами:
– Стараюсь по крайней мере, Жан-Клод. – Я поглядела на потолок, будто видела небо через слои камня. – Одно я знаю точно: я хотела бы все закончить до рассвета. Очень не хочется, чтобы вы оба вдруг вылиняли в середине процесса.
– Ma petite все еще настороженно относится к факту, что мы умираем на рассвете, – пояснил Жан-Клод.
– Сколько сейчас времени? – спросил Ашер.
Я глянула на часы.
– У нас где-то два с половиной часа.
– Времени в обрез, – сказал Ашер. И от его слов – или от интонации – Жан-Клод по-мужски хохотнул, как делают только мужчины и только насчет женщин или секса. Кажется, раньше я от Жан-Клода никогда такого звука не слышала.
Вдруг я как-то осознала, что я здесь единственная женщина, а оба они – мужчины. Понимаю, что это звучит глупо. Я же знала это все время, но… как-то вдруг почувствовала. Как когда входишь в бар, и все следят за тобой глазами, как львы за антилопой.
