Она снова попыталась протиснуться и на этот раз схватила его руками, будто собиралась сдвинуть с дороги. Он высоким не был, зато был широкоплеч – этакий мускулистый квадрат. Очень быстро до нее дошло, что ей его не отпихнуть, и она попыталась его обойти, все еще настроенная поделиться со мной своими характеристиками и соображениями.
Ему пришлось схватить ее за локоть, чтобы не пустить ко мне. Она замахнулась, и в ясной октябрьской ночи его голос прозвучал отчетливо:
– Если вы меня ударите, я надену на вас наручники и посажу в машину до конца действия.
Она заколебалась, держа занесенную руку, но что-то, наверное, увидела у него в лице, чего не видела я. И это что-то сказало ей, что он так и поступит.
Мне было достаточно его интонации. Я бы сделала то, что он сказал.
Наконец она опустила руку:
– Только тронь меня, и без таблички останешься!
– Нанесение побоев сотруднику полиции считается преступлением, миссис Беннингтон, – проговорил он тем же низким голосом.
Даже при луне было видно удивление на ее лице – будто она до сих пор не понимала, что есть какие-то правила, относящиеся и к ней. А когда поняла, то резко сбросила давление пара. Она позволила своей команде адвокатов в синих костюмах отвести себя чуть подальше от симпатичного сотрудника полиции.
Только я стояла так близко, что услышала:
– Будь она моей женой, я бы тоже застрелился.
Я засмеялась – не смогла удержаться.
Он повернулся, глядя сердитыми глазами. Не знаю, что такое выражалось у меня на лице, но он улыбнулся.
– Считайте, что вам повезло, – сказала я. – Я пару раз видала миссис Беннингтон в деле.
Я протянула руку. Он пожал ее по-деловому – хорошо, энергично.
– Лейтенант Николс. Примите мои соболезнования по поводу необходимости иметь дело с…
– …этой бешеной сукой, – договорила я. – Вы это хотели сказать?
Он кивнул:
– Именно этими словами. Абстрактно я на стороне вдовы с тремя детьми, которая должна получить свои деньги, – но очень трудно сочувствовать ей персонально, когда с ней знаком.
– Я заметила, – ответила я, улыбаясь.
Он засмеялся и достал пачку сигарет:
– Не возражаете?
– Здесь, на открытом воздухе, – нет. К тому же вы это заслужили, разбираясь с очаровательной миссис Беннингтон.
Он постучал по пачке, выбивая сигарету привычным жестом опытного курильщика.
– Если Гордон Беннингтон встанет из могилы и скажет, что покончил с собой, она взорвется, миз Блейк. Мне не разрешено в нее стрелять, но я не знаю, что еще можно будет сделать.
– Может, ее адвокаты на нее сядут. Я думаю, их здесь достаточно, чтобы ее удержать.
Он сунул сигарету в рот, продолжая говорить.
– От них не будет ни… ни черта толку. Слишком будут трястись за свой гонорар.
– Ни х… толку, лейтенант. Вы эту фразу искали.
Он снова засмеялся, да так, что пришлось сигарету вынуть изо рта.
– Да, именно так. Ни х… толку.
Снова сунув сигарету в рот, он вытащил здоровенную металлическую зажигалку, которых сейчас уже не носят. Полыхнуло оранжевое пламя в сложенных лодочкой ладонях – автоматический жест, потому что ветра не было. Кончик сигареты заалел, и лейтенант захлопнул зажигалку и сунул ее обратно в карман. Потом он вынул сигарету изо рта и выпустил длинную струю дыма.
Я невольно шагнула назад, отклоняясь от нее, но мы были на открытом воздухе, и миссис Беннингтон – это было достаточно, чтобы кого угодно заставить закурить. Или запить?
– А вы не можете позвать людей на подмогу? – спросила я.
