Лечебное дело zyablikova - страница 28



Тюрина быстренько госпитализировали, срезали шины, раздели (голый, он производил совсем жалкое, бесполое впечатление), провели спицу через дистальный метафиз бедра, уложили на систему скелетного вытяжения. Бывший вожак, заводила, бесстрашно «пошедший на принцип», вёл сейчас себя так, как будто впервые сюда попал, явно опасаясь, что его узнают – как пойманный зверёк, со всех сторон ожидая опасности. Но никто его не узнал, кроме меня – наоборот, и врачи, и медсёстры, и молоденькие медсестрички держали себя с пациентом подчёркнуто сурово и отчуждённо, с таким брезгливым выражением лица, словно боясь об него испачкаться…

Чем закончилось дело, не знаю, ибо моя интернатура подошла к концу и я уехал в Среднюю Азию, увезя загадку рядового Тюрина с собою, под белое солнце пустыни…

"Не говорят о дедовщине те люди, которые сами унижали и оскорбляли. Показатель такого человека, деда, – это когда взрослый человек до сих пор хранит где-то в закуточке дембельский альбом либо в синей, либо в бархатной обложке ворсистый. Это показатель, что человек был стариком достаточно жестоким. Эти люди ностальгируют, гордятся всей этой службой и рассказывают, что дедовщины у них не было."

>Фонд Ройзмана. "Александр"

II. «Гвозди бы делать из этих людей»

Как я уже писал, в Средней Азии я работал дежурантом в хирургическом отделении одной из медсанчастей 3-го ГУ МЗ СССР. Дежурил я с кем-нибудь из опытных хирургов, в основном, с И.Н. Ивановым, героем моего предыдущего очерка. Дежурства были 12-часовые по 2, то есть, день с с 8.00 до 20.00, и ночь с 20.00 до 8.00.

Как-то, придя на очередное дежурство к 8.00, я стал свидетелем небывалого оживления. В ординаторской горел экран негатоскопа, высвечивая помещённый на него обзорный рентген-снимок брюшной полости. На снимке чётко был виден огромный гвоздь в правой подвздошной области.

Под снимком сидел черноусый дежурный хирург Абдулахмедов Али Алиевич с непроницаемым видом. Он был родом с Кавказа, и звали на самом деле Али Алиевича «Али Абдулджамиевич», но все сокращали ввиду труднопроизносимости. Другой дежурный хирург корейского происхождения, Сергей Петрович Ли, уже ушёл в поликлинику, на своё рабочее место.

Брюшная полость на снимке принадлежала поступившему ночью больному, рядовому из местной воинской части класса «стройбат», из которой к нам поступал рядовой Мосин, о котором я писал в предыдущем очерке. На этот раз фамилия рядового была Темирханов, и именно он взял и проглотил 150-мм гвоздь, который так вызывающе смотрелся среди окружавших его кишечных газов…

Когда все хирурги собрались, Али Алиевич доложил о поступившем с лёгким кавказским акцентом. Солдат из воинской части, находился «в бегах», был пойман, возвращён в часть, посажен на губу в ожидании суда. На губе он проглотил гвоздь -

– Да, вот такой, стопятидесятку… – без тени смущения продолжал Али Алиевич, – при поступлении была перитонеальная симптоматика… сделали обзорный брюшной – гвоздь в правой подвздошной… взяли в операционную. Срединная лапаротомия, в брюшной полости обнаружена свежая кровь в количестве 100.0 мл… при ревизии органов брюшной полости гвоздя не обнаружено… органы не повреждены… сейчас в реанимации…

Мои коллеги, прилежно слушавшие отчёт дежурного хирурга, сильно пошевелилилсь.

– Как же так, Али Алиевич? Как он физически мог проглотить гвоздь такой величины?!

– Я тоже удивился, и Сергей Петрович удивился. Но он утверждал, что проглотил, как-то там машинным маслом намазал…