– Тьерри, прошу тебя! Я не хочу сейчас обсуждать эту тему.
– В таком случае чего же ты хочешь? – с некоторым нажимом спросил он. – Одному богу известно, сколько времени я пытался к тебе приноровиться. Неужели ты не видишь, что я пытаюсь тебе помочь? И почему не позволяешь сделать для тебя то, что мне вполне по силам?
– Извини, Тьерри. Я знаю, ты хочешь мне добра, но…
И вдруг перед моим мысленным взором предстало нечто. Со мной такое порой случается, причем всегда неожиданно: вдруг на дне кофейной чашки мелькнет чье-то отражение, или я замечу в зеркале чей-то мельком брошенный взгляд, или на блестящей поверхности только что сваренной шоколадной массы возникнет некий образ.
Шкатулка. Маленькая шкатулка небесно-голубого цвета…
Что в ней, я сказать не могла. Но в душе уже зрела паника, горло пересохло; я слышала, как шелестит в переулке ветер, и в этот момент мне хотелось одного: схватить детей и бежать, бежать…
«Возьми себя в руки, Вианн».
Я заставила свой голос звучать как можно ласковее.
– Тьерри, может, подождем с этим разговором, пока я как следует не разберусь с делами?
Но Тьерри был похож на возбужденного охотничьего пса, настроенного весьма решительно, и оставался невосприимчивым к моим аргументам. Руку он по-прежнему держал в кармане, словно что-то там перебирая.
– А вот я как раз и хочу помочь тебе разобраться с делами. Неужели ты этого не понимаешь? Я не желаю, чтобы ты окончательно угробила себя, работая день и ночь. Несколько жалких коробок шоколада того не стоят, Янна! Хотя, возможно, такое положение вещей вполне устраивало мадам Пуссен. Но ведь ты-то молода, умна, и жизнь твоя еще далеко не кончена…
Да, теперь я поняла, что это было такое. Теперь перед моим мысленным взором отчетливо предстала маленькая голубая коробочка из ювелирного магазина с Бонд-стрит[28], и в ней на бархатной подушечке кольцо с драгоценным камнем, тщательно выбранное с помощью продавщицы; камень не слишком крупный, но идеальной чистоты…
«Ох, пожалуйста, Тьерри. Не здесь. Не сейчас».
– Прямо сейчас мне никакая помощь не нужна. – Я одарила его самой ослепительной своей улыбкой. – А ты съешь-ка лучше свою choucroute. Она удивительно вкусная…
– То-то ты к ней едва притронулась, – заметил он.
Я тут же битком набила рот и сказала:
– Видишь?
Тьерри улыбнулся.
– Закрой глаза.
– Что? Прямо здесь?
– Закрой глаза и дай мне руку.
– Тьерри, пожалуйста…
Я попыталась рассмеяться. Но смех застрял в горле, и вместо него получился какой-то треск, словно из кувшина с узким горлышком с грохотом пытались вырваться наружу горошины.
– Закрой глаза и считай до десяти. Тебе понравится. Обещаю. Это сюрприз.
Ну что я могла поделать? Я закрыла глаза, как он велел. И протянула руку ладошкой вверх, точно маленькая девочка. И сразу почувствовала, как в ладонь мне упало что-то маленькое, не больше пралине в обертке.
Когда я открыла глаза, Тьерри рядом не было. И та коробочка с Бонд-стрит лежала у меня на ладони, в точности такая, какая представлялась мне минуту назад, и в ней на подушечке из темно-синего бархата льдисто поблескивал бриллиант-солитер.
