Маленькая доля моего оптимизма не вызвала у коллег никакого ответа.
– Викторина Юрьевна, у вас ничего не пропало? – тихо спросил я. – Деньги, документы, личные вещи?
– Хорошее настроение у меня пропало! – с горечью ответила учительница младших классов и вздохнула: – Что делать-то будем?!
– Слава богу, что мобильники спёрли, – встрял Ганс, – а то дарить телефоны глухим детям как-то не очень…
– Спокойно! – вдруг вмешалась Беда. – Глеб правильно говорит, слабослышащие, это совсем даже не глухие! Что-то они да слышат! А тем, кто не слышит, я сурдопереводом помогу!
Мы уставилась на неё.
В своём розовом мини, с розовыми губами и бесстыже-длинными загорелыми ногами Элка никак не вязалась с образом сурдопереводчицы для глухих детей.
– А вы… это… умеете сурдопереводить? – подобострастно спросил у неё Ганс.
– А чего тут уметь-то! – воскликнула Элка и сделала какие-то непонятные стремительные движения пальцами, похожие на те, которыми объяснялись дети в окне.
Может, она и дурачилась, но выбора у меня не было. В конце концов, у меня в анамнезе был полуглухой дед, который долгое время наотрез отказывался носить слуховой аппарат и с которым я натренировался разговаривать громким ором. У меня были мощные лёгкие и громовой голос. Выхода не было, надо было рискнуть.
– Только попробуй что-нибудь выкинуть! – шепнул я Беде. – Переводи, как хочешь, но чтобы дети всё поняли!
Элка радостно закивала и огладила по бокам свой розовый сарафан, давая понять, что впервые за время этой поездки ей не скучно.
Я вышел на сцену.
Беда шагнула за мной.
– Друзья! – заорал я во всю глотку. – Мы рады вас видеть!
Элка, стоявшая рядом со мной, сделала руками загадочные пассы, низко поклонилась и широко улыбнулась.
Дети в зале заулыбались, воспитатели в первом ряду недоуменно переглянулись между собой. Я поискал глазами Оскара Васильевича Сикорука, но не нашёл. Стараясь строить простые и лаконичные предложения, я продолжил:
– Мы приехали к вам с весёлым представлением, которое докажет вам, что наркотики это вред!
Я почувствовал, что краска заливает лицо. Объяснять бедным детям, которые в своей короткой жизни и так хлебнули горя, что колоться нехорошо, мне показалось глупым. Но другой программы у нас не было.
Беда изобразила укол в вену, сделал страшное лицо и, закатив глаза, стала плавно падать на сцену.
– Употребляя наркотики, вы можете опуститься и пойти по кривой дорожке, – пробормотал я под нарастающий смешок в зале.
Элка, только что свалившаяся на пол, вдруг встала на четвереньки и пошла по сцене зигзагами, мелькая, своими чёрными кружевными трусиками.
Зал взорвался хохотом, смехом и аплодисментами. Если бы я не знал точно, что это глухие дети, ни за что не поверил бы, что они могут так громко ржать.
– Платье одёрни! – зашипел я на Элку и она, стоя на карачках, одной рукой бесстыдно натянула на зад подол.
Воспитатели в первых рядах неприкрыто хмурились и о чём-то переговаривались.
– Мы бы хотели показать и рассказать вам, чего может достичь человек, если он ведёт здоровый образ жизни и занимается спортом, – уже без особого нажима на голос сказал я, так как понимал всю бредовость ситуации, в которую попал.
На это моё заявление Элка бодро вскочила, с улыбкой дебильной дуры сделала несколько высоких махов ногами, потом пару раз присела, вытягивая руки вперёд, затем вдруг начала низко наклоняться вперёд, ударяясь лбом о свои коленки. Очевидно, она изображала производственную гимнастику.
