Леди тьмы - страница 48

Все замерли, покраснели, побледнели и опустили глаза. Некоторые даже вовсе не пошевелились. Джоконда не моргая уставилась на дюка. Йерве сплюнул три раза через левое плечо и схватился за голову.

Нибелунга решительно соскочила с Василисы и направилась к повозке, приглаживая растрепанные волосы.

– Я хочу к вам, – заявила она, распахивая дверцу. – Мне надоело скакать на лошади. Я хочу Фриденсрайха фон Таузендвассера.

– О, господи, боже мой! – вскричал дюк. – Уймись, бесстыжая девчонка!

– Что же это получается? Только вам, сир, можно брать людей под деревьями? Почему мне нельзя? Чем я хуже вас? Ваша светлость, идемте, в конце концов, под дуб.

– Все же скрытые мятежи порою предпочтительнее открытых, – заметил Фриденсрайх, покручивая локон.

– Ты теперь невеста Гильдегарда! – загремел дюк.

– Право первой ночи принадлежит сеньору, – с апломбом произнесла Нибелунга, и всем стало ясно, что пять часов скачки она потратила не зря, а на глубокие размышления. – Очевидно, что вы, сир, не станете пользоваться этим правом, так как оно давно вышло из моды в Асседо, к тому же вам не нравятся нимфетки, а зрелые, дородные и полнoгрудые женщины, это всем известно. Однако легитимно передать и подарить эту льготу любому другому знатному вельможе. Я точно помню, ведь мсье Жак, наш бывший гувернер и учитель франкского, риторики и математики, которого злая бабхен несправедливо прогнала взашей, рассказывал нам об этом на уроках естествознания, которые мне особенно импонировали. Скажи им, Йерве, я ведь права? Ведь права же?

– Ты права, Нибелунга, – с горечью вздохнул Йерве.

– Вот!

– Но Гильдегард… Подумай о своем будущем муже!

– Во-первых, он ничего не должен знать, – нашлась Нибелунга, – то, что происходит на дорогах Асседо, остается на дорогах Асседо. А во-вторых, я не думаю, что он станет перечить воле своего отца и сюзерена, а также древним законам. Ваша светлость, следуя мудрому примеру нашего сеньора и покровителя, я решила избегать дешевых манипуляций и говорить открыто. Простите, что я обманом залезла к вам в постель. Это было бессовестным поступком, недостойным настоящей женщины. Пусть все знают, как я желаю вас. Не откажите мне в чести права первой ночи под этим дубом.

Фриденсрайх фон Таузендвассер дернул краями губ, и даже самый невнимательный зритель заметил бы в этом подобии улыбки нескрываемое восхищение, а может быть даже и детский восторг.

Кровь отлила от темных губ Зиты, и вся прилила к вискам.

– Не обращайте на нее внимания, – сказал Йерве с оттенком неуверенности. – Нибелунга – трудный подросток, но с возрастом это пройдет, и она станет хорошей женой и почтенной матроной. Гильдегард ее усмирит, как усмирил дикую Василису, дочь степных мустангов.

– Благодарю тебя, о прямая и отважная Нибелунга, но я отказываюсь от милостиво предложенного тобою права первой ночи, – серьезно сказал Фриденсрайх. – Не сочти мой отказ за оскорбление, но не пристало взрослому человеку пользоваться подростковой глупостью и растлевать неразумных. Ты запуталась, милая девочка. Тебе кажется, что ты воспылала ко мне любовью, и никто не обвинит тебя за это, поскольку на роду мне написано пробуждать в женщинах низменные чувства. Но я все еще помню, что потакать этим чувствам равносильно смертному греху. Позор для дворянина – использовать власть, брошенную ему Господом рассеянным, в забывчивости. А ты, Нибелунга, сдается мне, ведома слепотой, замешательством и чужим грехом. Этот ваш мсье Жак… Клянусь дьяволом, баронесса поделом изгнала его из особняка. Что он сделал с тобой и с твоими сестрами?