Ратникам стало от такого приказа не по себе. Кербет сотник не из трусливых, на врага шел смело, если уж что‑то чувствует, то не зря. Им бы постоять, посмотреть или попросту обойти, но близился вечер, и Домаш Твердиславич махнул рукой:
– Пора.
Сторожа рассыпалась по первым домам веси быстро. Сразу послышись крики, визг, забегали бабы и детишки, зашлись злобным лаем псы, закудахтали куры, отчаянно завизжал пойманный кем‑то поросенок, точно его уже свежевали к ужину. Рачко с Мужилой заскочили в третий от края двор, первые уже были заняты, а скакать до следующих не хотелось. К чему, если и здесь вон визжит будущий ужин, истекает злобной слюной лохматый страж ворот и мечутся возле дома очумевшие от страха куры и петух. Успокоить пса хватило мгновенья. Старая собака ростом с теленка покатилась в сторону, из скотного двора показалась голова перепуганной холопки и тут же спряталась. Мужило бросился туда, поросячий визг не обманет, Рачко за ним. Кони остались стоять возле двора. В сарае и впрямь важно хрюкали три свиньи, в отдельном углу здоровенный хряк, а в другом загоне возле лежащей на боку свиньи суетились четверо поросят, еще не настолько больших, чтобы их отделить от матери, но уже достаточно крупных, чтоб накормить ужином нескольких человек. Мужило обрадованно хмыкнул:
– Это хорошо, хватай одного – и поехали. Остальные пусть живут.
Рачко согласился и бросился вылавливать поросенка. Несмотря на тесноту загона, сделать это удалось не сразу. Пока друг гонялся за шустрым поросенком, никак не желавшим идти на ужин новгородцам, Мужило выглянул во двор, привлеченный совсем не поросячьим визгом, и сразу бросился обратно:
– Рыцари!
Случилось то, чего так боялся Кербет. Ливонцы устроили русской стороже засаду, эсты издали заметили приближение русских и предупредили стоявших лагерем совсем неподалеку ливонцев. Когда новгородцы уже разбрелись по дворам, из крайних на дорогу вдруг стали выезжать хорошо вооруженные всадники. Сторожа оказалась в кольце врагов. Кони почти у всех возле ворот, вскочить на них почти никому не дали, завязался неравный бой. Кербет кричал, надеясь, что его услышат те трое, кому давеча наказывал:
– Бежать! Рачко, Васил, Кор…
Договорить не успел, стрела нашла его горло раньше.
Домаш Твердиславич бился сразу с двумя наседавшими рыцарями, ругая сам себя на чем свет стоит:
– Загубил сторожу! Загубил!
Он справился с одним, потом с другим, уже хорошо понимая, что живым не уйдет, и стараясь забрать с собой как можно больше рыцарей. Бой был тяжелым и неравным.
Мужило с Рачком снова выглянули на двор, их коней уже захватили. Вот дурьи головы, разве можно было оставлять их вот так, на улице?! Мужило велел другу:
– Уходи! Тебе сотник приказывал уходить!
– На чем?! – огрызнулся тот. – Ползком? – И почти застонал. Захвачен боевой конь, с которым прошел Неву и Копорье, Псков и Изборск.
Тут к ним вдруг подошла та самая холопка, что все это время стояла, прижавшись к стене, и таращила широко раскрытые глаза. Рука ее вытянулась в сторону второй двери:
– Туда.
– Чего туда? – не понял Рачко.
– Туда беги, там ручей. А коня этого возьми, – она показала на хозяйскую лошадь, мирно жующую сено в дальнем углу.
– Ты… – задохнулся от благодарности Рачко, – ты молодец!
– Я русская, – вдруг тихо сказала женщина. – Беги по ручью, он вдоль дороги идет, потом за холмом на дорогу выберешься.
