– Дорогой, а я иного от тебя не ожидала. – Имтес прищурила глаза. – Я знала, с самого начала знала, что ты очень умный и очень хитрый человек. Выглядишь, дурень дурнеем, а сам очень изворотливый и ловкий. – Имтес обхватила его локтем за шею и притянула к себе. – Дорогой, я аплодирую тебе. И почти что я тебя люблю!
– Я рад, что талант не остался без признанья. Один раз такое уже было – в Порфировых горах. Там меня тоже за своего посчитали.
– Знаешь, ты можешь мне не верить, но и я рада. Я, в самом деле, рада! А, кстати, мы так и будем на полу делиться впечатленьями от встречи? Или, быть может, сядем в кресла или сразу перейдем на ложе?
Вестник встал и Имтес, изящно протянула ему руку с узкой ладошкой, пальцы которой были украшены перстнями со вставленными халцедонами, агатами и ониксами, мягко переливающимися в свете светильников. Запястье её украшал браслет чернёного серебра с громадным розовым сердоликом.
– Ну. – требовательно сказала она.
Вестник поднял её, и Имтес прыгнула ему на руки, обхватив за шею.
– Неси. – приказала она глядя в глаза. – Неси меня на ложе. Цариц ведь носят на руках? Вот и носи.
– Ты уже царица?
– Практически – что да.
Вестник поднёс очаровательную блондинку к ложу и осторожно выгрузил. Имтес перевернулась с боку на бок, свободно, как на пляже разлеглась, подперев голову рукой, почти как Нейтикерт, и пристально уставилась на вестника своими голубыми топазами, толи с насмешкой, толи с торжеством.
– А помнишь, дорогой, что совсем недавно, мы вот так сидели, но с точностью до наоборот. Ты лежал, а я над тобой сидела, как ты сейчас, и ты крайне удивился, что пред тобой твоя жена. – Имтес засмеялась. – Мне уговаривать тебя еще пришлось, а ты брыкался, отнекивался, упирался. Рожками бодался, копытцами лягался, отмахивался хвостиком, а я, все-таки, уделала, тебя. Ха-ха, если бы ты знал, какой разговор предшествовал сей драме!
– Да, ты достойный противник.
– А, признаешь мои достоинства.
– Конечно! У тебя всего в избытке.
– Сейчас получишь. – Имтес не отводила сияющего взгляда.
– За что же?
– За правду.
– За это стоит. За это можно и убить.
Вестник вдруг обнаружил, что, в общем-то, даже рад видеть свою липовую и стервозную супругу. И взгляд её драгоценных глаз, уставленных в упор, по-прежнему приносит наслажденье, вызывая восхитительную изморось внутри организма. Имтес не отрываясь смотрела, словно решила окончательно загипнотизировать.
– Это так. – неожиданно сказала она.
– О чём, мой белоснежный лотос?
– О своих достоинствах. Их у меня значительно больше, чем у царицы.
– Почему к такому выводу пришёл лунный лучик? Вопрос ведь спорный.
– Потому, что у неё существенный есть недостаток, все достоинства на нет сводящий.
– О, царица наша, это вообще хитросплетенье, всевозможное соединенье всеневозможного.
– Да, – согласилась Имтес, – это так и есть! С одним лишь исключеньем – она была.
– Что?
– У неё есть огромный недостаток, который ты, до сих пор, похоже, так и не заметил.
– Похоже, ты мне его сейчас укажешь
– Обязательно!
– Ну, назови мне этот недостаток. У нее их масса, но какой самый самый?
– Ха-ха! Она великих достоинств дева, отрицать просто невозможно, но самый крупный ее недостаток – она мертва! И это очень преогромный недостаток, особенно по сравнению со мной.
Имтес закинула руки за голову и с наслажденьем потянулась.
– Живой быть хорошо. – сообщила она. – И на нынешний исторический момент (как ты любишь выражаться), именно я живая.
