Добромир. Сегодня Евпатий уже слышал это имя. Ну конечно, старый Добромир был другом его отца, воеводы Льва Романыча, и Евпатия знал с раннего отрочества. Добромир всегда к нему был ласков, но лишь до поры до времени. Особенно взревновал Добромир к новому князю, который Евпатия сильно к себе приблизил, а Добромира, напротив, невзлюбил за ворчливый нрав и особенно за привычку всех поучать не к месту. Вот и теперь он смотрел на Евпатия из-под кустистых бровей надменно и горделиво, словно он не искусный ратник, а босоногий пятилетний мальчонка.
– Ну что, Евпатий, твое слово, – нетерпеливо напомнил князь. Теперь неизвестных всадников от стены отделяло каких-то сто саженей, и стрелки, задержав дыхание, следили за ними не моргая. Евпатий покашлял в рукавицу и отвечал скоро, но стараясь говорить тихо и учтиво. Кто его знает, сколько еще вокруг его недругов, о которых он не помнит?
– По доспеху, князь, такое не понять. Мало ли у кого такой – у половцев, например, да хоть у литовцев. Ты на коней лучше глянь. В Орде кони сплошь низкорослые да косматые, а эти, смотри, красавцы вороные, на таких впору Рюриковичам скакать. Да и в седле степняки не так сидят, те сидят словно к лошади приросшие, а эти, сразу видать, к долгой езде непривычны. Нет, князь, не мунгалы это.
Князь согласно кивнул и сделал лучникам знак, чтобы те опустили оружие. Воины с облегчением исполнили приказ, но по-прежнему не сводили глаз с пришельцев. Всадники, поднимая снежную пыль, беспрепятственно приблизились к самой стене. Они остановились перед рвом, и пока кони в нетерпении кружились и топтались на месте, один из незнакомцев отпустил богато украшенную серебром уздечку и снял скрывавший лицо шелом. Среди воинов на стене пробежал радостный ропот – всадник был совершенно не похож на кочевника. У него были русые волосы, густая борода, покрытая инеем от дыхания, а в светлых глазах сиял удалой блеск. Он рассмеялся, показывая белые крепкие зубы, и, поклонившись в седле, весело обратился к князю:
– Здравствуй, княже! Пустишь дорогих гостей на порог?
Юрий Игоревич облегченно выдохнул и еще раз взглянул на гостя, словно не веря своим глазам. Наконец, очнувшись, он поспешил вниз со стены, на ходу махнув ратникам рукой, приказав громким голосом, чтобы его было слышно за стеной:
– Ну что, окоченели?! Открыть ворота! Впустить князя Муромского! Живее! Живее!
Удельный князь муромский, Олег Юрьевич, был сыном Юрия Юрьевича – младшего из трех братьев-князей, что правили муромскими землями последние годы. Младшего по годам, но не по ратной славе. Ходил князь Юрий походами и на половцев, и на волжских булгар и сына своего, княжича Олега, везде с собой брал ратной науке учить. Был теперь Олег Юрьевич в муромских пределах первый мастер меча и первый удалец в сече, не пропали отцовская наука и слава великих князей, приходившихся ему дядями. Теперь, когда Олег въезжал в рязанские ворота, народ встречал богатыря в великой радости, приветствуя криками и бросая шапки в холодное серое небо. А он улыбался весело и все подмигивал рязанским девицам, которые, зная его славу, не спускали с княжича глаз.
Пока дружинники, согласно гикая, крутили тяжелый коловрат подъемного моста, князь подозвал к себе Евпатия и долго посмотрел на него своим пытливым взглядом голубых глаз, словно просвечивая все нутро. Наконец, закончив испытание, он нетерпеливо спросил своего дружинника, словно продолжая какой-то начатый разговор:
