О том случае, слава Богу, никто не узнал. И нынешняя подчёркнутая любезность Луи со слугой наверняка виделась епископу де Нантейлю особенно изощрённым оскорблением. И хотя сам Луи вовсе не хотел никого обидеть, Бланка была очень довольна сложившимся впечатлением.
Помолившись, приступили к трапезе. Следующие полчаса прошли в молчании, которое епископ счёл напряжённым, Луи – благостным, а Бланка – многозначительным, ибо она, пожалуй, была здесь единственной, кто знал, чего следует ждать от этого посещения. Окуней Луи похвалил с той же непосредственностью, которой было проникнуто каждое его слово и каждый взгляд, а пригубливая пиво, скривился и утёр губы рукавом, скорчив очень милую гримаску. Порой он вёл себя как сущее дитя и был слишком искренним для своих семнадцати лет и, уж тем паче, для своего сана. Бланка перестала сдерживать его в этом, когда поняла – уже после триумфа над пэрами и Моклерком, – что людям это в нём нравится. Все – от нищих, приходивших к стенам Лувра за подаянием, до высшей знати, составлявшей королевский совет, – все любили его. И это было хорошо, это было верно: лишь на любви зиждется истинная власть, и Бланка это знала как никто.
– Осмелюсь ли я спросить, – проговорил наконец епископ, когда основные блюда (блюдо, точнее) были отставлены в сторону, – чем обязан я великой чести, мне нынче оказанной? Что привело в Бовези нашего любимого короля и его высокочтимую матушку?
– Бовези обладает ежегодным правом на королевский постой, – с улыбкой напомнила Бланка.
– О да, и за эту честь мы ежегодно платим в казну сто ливров, – заметил де Нантейль. Скряга. Сто ливров – это было втрое меньше, чем согласилась платить Бретань после заключения мира с Моклерком. – Насколько мне известно, ваши величества нынче возвращаются из похода в Шампань, где король пришёл на помощь графу Тибо Шампанскому… триумфальный поход, с которым спешу поздравить ваше величество.
– Да похода почти что и не было, – бесхитростно сказал Луи. – Мы только вошли в Шампань, как бароны, восставшие против графа Тибо, прислали нам парламентёров. Даже и драться-то не пришлось.
Он сказал это без досады, какой можно было ожидать от юноши, наделённого правом вести в бой армии и не сумевшего на сей раз воспользоваться таким правом. У Луи было уже два «настоящих» похода – в Тулузу против альбигойских еретиков и в Бретань против Моклерка. Бланка сопровождала его в обоих, так, как и в этом. Они дали несколько сражений и выиграли все. Луи, конечно, не шёл на передовой – Бланка бы просто не пустила его, и отчасти поэтому настояла, чтобы ехать с ним вместе, потому что знала, что, несмотря на всю свою кротость, порой он бывает горяч и может кинуться очертя голову в бой, а он ведь ещё дитя. Она думала про него, как про дитя, и считала его за дитя; а пока так, не важно, что он управляется с мечом наравне со взрослыми воинами, – она мать и не позволит ему рисковать головой, на которой едва утвердилась наконец корона.
– Я уверен, у вашего величества впереди ещё немало славных битв и не менее славных побед, в том числе и победы за вызволение Гроба Господня, – сказал де Нантейль, и Бланка метнула в него уничтожающий взгляд. Луи в последнее время сильно интересовался историей крестовых походов, в особенности тех, которые совершали его предки, и ей не нравился разгоравшийся в нём по этому поводу романтический пыл.
