– Да именно Вы. Вы, благородный господин, чьи великие предки занимают самые почётные места за пиршественным столом в чертогах Морриган; храбрый воин, о чьих подвигах слагают песни; мудрый полководец, на чьей мудрости учат молодое поколение, так?
– Несомненно!
– А моя сестрёнка – просто взбалмошная девица, – продолжал Генри. – Ну как же Вы, такой мудрый и уважаемый человек, не извинитесь. Нет, я не прошу Вас падать на колени и прилюдно признавать свою вину. Мы же с вами знаем, кто на самом деле не прав, – подмигнул Генри.
– Сладко стелешь, парнишка, да жёстко спать. Ступай ты лучше лесом, парень. Поищи другого дурака.
– Вы на охоту хотите? – Поджал губы Генри. – Старшие братья, Арво, Эверт и Кнутти не поведут в лес без Эуры. Только она знает тропы.
– Так сестрица твоя сказала, что нет в лесу дичи.
– Врёт она. Сегодня кабанов привезли целые сани. Эура отходчива. Помиритесь с ней, и Вы будете всю жизнь вспоминать охоту в здешних лесах.
– Хорошо, уговорил ты меня, – рявкнул мужчина, рывком вставая с лавки.
Сказители и песнопевцы с грохотом попадали, словно спелые яблоки с обломившейся ветки.
– Следуйте за мной, господин, – учтиво поклонился Генри и направился к выходу. Слуги, сновавшие с подносами и корзинами, пропускали сына Трюггера. Хайдгеру же приходилось пробивать проход локтями, уворачиваясь от блюд.
На лестнице они неожиданно столкнулись с Метхильд. Нянька спускалась, напевая весёлую песенку. Щеки её раскраснелись от вина.
– Куда это ты собрался, Лисёнок? – Грозно спросила женщина, перегораживая дорогу.
– По делу,– уклончиво ответил Генри, пытаясь проскользнуть мимо, но лестница, ведущая в женские покои, была узка для двоих, тем более для троих, а необъятная Метхильд просто закрывала её всю.
– В женскую половину? По делу? – Прищурила глаз Метхильд.
– Мать просит Эуру спуститься: гости без неё скучают.
– Так подожди здесь. Я сама за ней схожу.
– Э.. Метхильд, у нас деликатное дело. Господин Хайдгер был бестактен сегодня и хочет принести извинения.
– Пусть приносит, – пожала пухлыми плечами женщина. – Я сейчас её позову.
– Видишь ли, Метхильд. Тут шумно, народ ходит, а извинения подобного рода благородные господа приносят в тишине. Всё-таки он сын брата короля, ну ты меня понимаешь.
– На женской половине дома?! – Всплеснула руками женщина.
– Я, как брат, буду рядом.
– А если она не причесана или, не приведи боги, не одета? Сраму-то будет! О чем ты только думал?! Я иду с вами!
– Не стоит, Метхильд. Мы сами справимся.
– Я иду с вами! – Угрожающе повторила женщина.
– Хорошо, хорошо, – сдался Генри.
Метхильд единственный человек в Снерхольме, перечить которому боялся даже Генри.
– Вот и ладушки, – уже миролюбиво проворковала Метхильд, разворачиваясь.
Комната Эуры находилась прямо у лестницы, в начале длинного коридора огибавшего этаж длинной змеёй. Остановившись перед дверью воспитанницы, Метхильд тихонько постучала. Тишина. С лестницы доносились едва различимые звуки застолья.
– Поздно вы. Спит Эура.
– Тихо что-то,– проговорил Генри, припав ухом к замочной скважине.
– Она что, храпеть должна, как сонный тролль? – Усмехнулась Метхильд. – Или стонать как медведица? Спит она, как мышка, как и положено благородной госпоже.
При упоминании о медведице уши Генри стали пунцовыми. Бирной или «медвежонком» звали девушку, с которой Эура застала их накануне в конюшне. Конечно, Эура поклялась ничего не рассказывать ни отцу, ни родителям его невесты, но слухи ползли по поместью.
