– Ты бы свой язычок за зубами попридержала, пока не оторвали, – огрызнулся Мортель. – Дело тёмное, слухи ходят разные, но напортачил где-то наш господин. Говорят, прокляли его. С тех пор ни одна из местных девушек не может родить ему сына.
– Так взял бы из неместных.
– А ты откуда такая умная взялась, – огрызнулся Мортель. – Взял уже. Жена господина Маркуса, говорят, откуда-то с севера. Поговаривают, неблагородных она кровей, простолюдинка, да с добрым сердцем. Только все напрасно, детей у них нет. Сколько магов привозили, кудесников всяких, да все без толку. Пришли. Вот твоя комната. Темновато, правда, но если хочешь, свечей ещё принесу.
Я много думала над этим…. Что было бы, если бы я уступила тогда, поступила иначе? Что было бы, если бы сломавшись под напором матери, впервые поднявшей на меня руку, согласилась принять предложение достопочтенного Хайдгера? Что было бы, если бы я, испугавшись трудностей дороги, осталась у гостеприимного Мортеля. Что было бы.… У меня нет ответа на эти вопросы.
Маленькая комната на постоялом дворе, затерявшемся среди лысых горных вершин, казалась роскошными палатами после ночи в мёртвом городе. Откровенно сказать, это был лучший номер в таверне «Приют живого странника». Здесь были и большая кровать с резной спинкой украшенной изящными статуэтками человекоподобных крылатых и хвостатых существ, и трюмо с большим зеркалом и маленьким пуфиком, и ковёр, лежащий у камина. И не важно, что алый балдахин давно проела моль, а мелкие детали у фигурок отбили неаккуратные постояльцы; что все ещё пахнущее женскими духами трюмо покосилось, припадая на одну из кривых ножек, так и норовило свалиться на подпиравший его сундук; что засиженное мухами зеркало потемнело от времени и отражало лишь пыль; что бордовая парча на пуфике давно протёрлась, а некогда белоснежный ковёр пожелтел и стал похож на облезлого домашнего кота. Обстановку дополняли выцветшие гардины с потрепанными позолоченными кистями и стоявшая в углу ваза с бумажными лилиями. Но в комнате было тепло: в камине горел огонь, и сквозь плотно затворенные обитые сталью ставни не проникало ледяное дыхание зимы. Подперев для верности дверь стулом, девушка разделась и юркнула под одеяло. Почувствовав себя счастливым человеком, Эура быстро заснула, прижимаясь щекою к лежащим на подушке ножнам меча.
Эура проснулась так же быстро, как и заснула. Снизу слышался шум и недовольное бухтение Мортеля. Она быстро оделась и, схватив оружие, спустила вниз. В большом зале все так же чадили свечи. Мортель в накинутой на ночную рубашку кольчуге возился у двери. Неестественный бледный, холодный свет лился от серебряной звезды, приколоченной над дверью. Звезда мерцала, пульсировала, бросая пучки света на Мортеля и вязаный коврик, лежавший у двери.
– Ты что вскочила? – Недовольно проворчал Мортель, не оборачиваясь.
– Крики слышала.
– Показалось тебе. Мёртвые что-то шумят сегодня. Тебя ли чуют или после полнолуния не отошли…
В дверь заскреблись, царапая крепкие доски.
– Мыши, – пожал плечами Мортель, запирая дверь ещё на один засов.
– Откройте, – донёсся снаружи слабый человеческий голос. – Ради всех богов, откройте…
– Мортель, там живые!
– Нет там никого. Показалось. Мыши скребутся и ветер воет.
Истошный крик раздался из-за двери.
– Открой дверь! – Потребовала Эура.
– Нет там никого!– Упрямился Мортель.
