Но озноб так и не проходил, казалось, мокрое тело покрыто тонкой ледяной коркой, а с неснятого берета стекали за шиворот холодные капельки воды.
– И за что мне такое наказание? Наверное, за мою беспутную жизнь в молодости, – бормотала Елизавета Захаровна, поплотнее закутываясь в тряпки. – Ничего, сейчас лавка нагреется и станет немного теплее, – успокаивала она себя, постепенно засыпая.
И приснился ей большой цветущий весенний сад. На ветвистых яблоневых, грушевых и вишнёвых деревьях распустились белые и бледно-розовые бесчисленные цветочки. Некоторые нежные лепестки соцветий отделялись от проползающего по саду утреннего слоистого тумана и тихо плыли по воздуху, распространяя душистый аромат, а далёкая кукушка едва слышно отсчитывала бесконечные годы, которые Елизавета Захаровна с наслаждением считала, вдыхая сладкие запахи, стоя на краю сада в мокром пальто и бесформенном, разбухшем от дождя берете. Лёгкий дымок от горящих костров в дальнем конце сада щекотал ноздри, и оттуда, сквозь туман и дымку, показалась группа нарядно одетых вельмож и военных. У всех изысканно одетых гражданских чинов красовались на груди новенькие ордена Святого Станислава второй степени, а на шее – ордена Святой Анны и другие знаки отличия. Мундиры генералов, расшитые золотом, поблескивали от утренних солнечных лучей, которые, как спицы, пронизывали слоистый и пушистый розовый туман фруктового сада. Среди всех этих празднично одетых людей, всех этих эполетов, аксельбантов и орденов, выделялся скромно одетый в серо-зелёный мундир прусского образца голубоглазый мужчина невысокого роста с гордо поднятой головой. Он шёл, слегка улыбаясь, в середине свиты, держа треуголку в правой руке, а левую заложив за спину, и изредка вяло задавал окружающим несложные вопросы, а люди из его свиты по очереди тихо отвечали ему, почтительно нагибаясь. И вся эта группа блестящих сановников медленно двигалась в сторону Елизаветы Захаровны.
– Господа! Как же здесь прекрасно, как в раю! – захотелось крикнуть ей.
Но они уже увидели мокрую нелепую фигуру женщины, стоящую на краю цветущего сада, и остановились, презрительно улыбаясь, разглядывая её. И вот уже к ней бегут два рослых красавца кавалергарда с аксельбантами и мальтийским крестом на мундирах, звеня шпорами и бряцая саблями.
– Мадам, как Вы здесь оказались?
– Мадам, Вам нельзя здесь находиться.
– Мадам, Вам следует немедленно покинуть это помещение, – приглушённо кричали они, приближаясь.
И Елизавете Захаровне впервые в жизни стало невыносимо стыдно за свой неприглядный вид, за свой дурацкий бесформенный берет, за своё промокшее пальто, за разбухшие от слякоти грязные ботинки, и ей захотелось убежать, спрятаться от разглядывающих её блистательных вельмож, но ноги словно приросли к земле, она не могла двинуться с места.
– Господи, хотя бы дым с туманом закрыли меня от них, – впервые взмолилась безбожная Елизавета Захаровна.
И вот дым с туманом пополз в её сторону и закрыл, укутал её всю от глазеющей роскошной толпы князьёв, графьёв и генералов. И Елизавета Захаровна удовлетворённо глубоко вздохнула, осторожно повернулась на бок, чтобы не сползло с неё одеяло, и захрапела.
На следующий день в телевизионных городских новостях, в разделе происшествия, прозвучало объявление от всегда неунывающего прилизанного диктора:
«Вчера вечером на улице Ленина, рядом с автобусной остановкой «Площадь Путь к коммунизму», произошло возгорание башмачной мастерской. Оперативно прибывшие пожарные быстро затушили огонь. Предварительной причиной возникшего пожара, по заключению огнеборцев, был неисправный газовый нагреватель, оставленный без присмотра владельцем мастерской.
