– Что будет со мной на том свете, мне неинтересно, – нетерпеливо вставил Василий. – Ты скажи, совершу ли я что-нибудь достойное в этой жизни. И много ли дней отмерено мне Богом?
– Дней отмерено тебе немного, не доживешь ты и до тридцати лет, – вздохнула волховица, – а достойные поступки ты уже совершил. И один из них – твой отказ проливать кровь собратьев-новгородцев. Правда, недостойных поступков покуда больше в твоей жизни.
– Я не про это, – отмахнулся Василий. – Пройдет ли обо мне слава по всей земле Русской?
В больших глазах мельничихи промелькнуло удивление.
– Зачем тебе это?
– Каждому свое, – отрезал Василий. – Ты желаешь оставаться молодой до ста лет, а мне хочется славы громкой.
Волховица понимающе покивала красивой головой, затем безмолвно стала распускать свои русые косы.
Василий молча взирал на нее.
Окутавшись пышными волосами, как плащом, волховица достала из-под стола небольшую кадушку, до половины наполненную водой, и водрузила ее на стол. Потом она принесла откуда-то немного золы и бросила в воду. Затем волховица подожгла от лучины сухой березовый веник и, помахивая им перед собой, зашептала какие-то заклинания. Загасив веник в воде, она бросила его на пол. Склонившись над кадушкой, волховица долго вглядывалась в темный круг мутной воды, словно со дна кадушки должно было вынырнуть невесть что.
Наконец женщина шепотом подозвала к себе Василия.
– Гляди. – Она ткнула пальцем в кадушку. – Вот она, твоя суженая, которая, однако, тебе не достанется.
Василий склонился над кадушкой. Перед ним едва колыхалось черное оконце банной водицы, пропахшей березовым дымком, и больше ничего.
– Где? – прошептал Василий.
Волховица подула на воду, из ее темного мрака вдруг проступили очертания женского лица с большими глазами и прямым носом.
– Да это же ты! – воскликнул Василий.
Волховица отодвинулась от кадушки, но женский образ на воде не исчез, наоборот – он стал еще явственнее.
Кожа незнакомки светилась матовым блеском, глаза сияли, слегка припухлые губы были властно сжаты. Ее прекрасный лоб украшала диадема, в которой сверкали драгоценные камни. Вьющиеся волосы незнакомки были уложены в замысловатую прическу, какие не носят женщины на Руси.
– Как она похожа на тебя, – пробормотал Василий, оборачиваясь на мельничиху. – Это, случаем, не твоя сестра?
Мельничиха отрицательно мотнула головой:
– Ты же видишь, сия незнакомка не русских кровей.
Василий опять склонился над женским ликом на воде, который постепенно стал бледнеть, будто погружался в глубину, пока не исчез совсем.
– Запомнил свою суженую? – спросила волховица.
Василий не ответил, стараясь понять, каким образом мельничиха проделывает все это. Ведь это было ее изображение на воде! Если бы не прическа и не диадема, которые все-таки немного изменили ее внешность, сходство было самое полное.
Не дожидаясь ответа, волховица опять принялась за свое колдовство. Она шептала заклинания, размахивала руками, дула на воду. Вода в кадушке забурлила пузырями, хотя не было никакого пара.
– Гляди, гляди! – шептала мельничиха. – Вот человек, которого тебе в будущем надлежит остерегаться.
Вода в кадушке успокоилась. Из нее на Василия глядело лицо одноглазого длинноволосого мужа с крючковатым носом и шрамом на левой щеке.
– Кто это? – тихо спросил Василий.
– Сатана в облике человеческом, – так же тихо ответила волховица.
– Чем ты докажешь, что это правда? – вызывающе спросил Василий.
