Лет шестьдесят назад, – Маслядин многозначительно покачал головой, – я сам видел развалины этой стены и читал арабскую надпись на камне,, она гласила:
«Не прилепляйся к миру, он не вечен, один Аллах всегда жив и вечен».
Замолчал старый Муслядин, шаря рукой вокруг себя, в поисках палки. Пора по жилищам расходиться, но никому из слушателей не хотелось уходить из мира сказки к заботам жизни. Поднялся, кряхтя, Муслядин, чтобы идти домой.
Пора.
Поднялся и имам, говоря:
– Шумит Деликлы-Кая. Может быть, дождь будет?
– Да, дождь нужен, воды нет, – заметил владелец кофейни.
– Нужен, нужен, – поддержали его, поднимаясь, татары.
– Опять Феррах-ханым нужна? – улыбнулся молодой учитель. Но на него строго посмотрели старики.
– Когда Феррах-ханым была – было много воды; теперь мало стало, хуже люди стали, хуже девушки стали. Когда дурными станут – совсем высохнет Кызлар-хамамы.
Курбан – Кая – Жертвенная скала
Давно, живущие средь гор
Прекрасно знают,
Что с хвастовством ведущий спор.
Шайтана призывает
И не прощают духи гор
Бахвалов самомнение,
Пустой не любят разговор,
Проси у них прощения.
Не ждешь шайтана и беды,
Они приходят сами —
Сорвешься с каменной гряды,
Иль превратишься в камень.
Откуда бы не глянул человек, скала эта хорошо видна. Давно она отвернулась от деревни нашей, склонилась в поклоне к старокрымскому лесу. Стоит печальная, словно задумалась. На восходе солнца, если глянуть с той стороны, станет видно, как на скалу взбирается огромный человек, одной рукой ухватился за ее вершину, а другой упирается в расщелину, и весь прижался к серому камню, чтобы не свалиться в пропасть. Только каменный тот человек, не живой. Говорят, то окаменелый чабан. Говорят люди, а правда ли, нет, кто знает?..
Когда приходит Курбан-байрам, наши старики смотрят на Курбан-кая и вспоминают о чабане, камнем ставшим.
Прежде много было чабанов; каждый зажиточный татарин имел свою отару барашек. Только лучше, чем у Муслядина не было в долине отары, потому что чабаном у Муслядина был сам Усеин. Знал чабан Усеин каждую тропинку в горах, каждую прогалину в лесу, каждый ключ в лощине. Ни один баран не пропал у него, ни одна барашка от отары не отбилась
Муслядин был так доволен своим чабаном, что обещал ему свою дочь.
Но жаль, у Муслядина была только одна дочь, Эмне, И эта дочь вертела отцом, как хотела.
А в сердце Эмнэ поселился давно молодой Рефеджан, Арык-Рефеджан, как звали его в деревне за тонкий стан. Веселый был Рефеджан, удачливый. Не скрывал своей любви к Эмне.
Узнал об этом чабан Усеин, разозлился на Рефеджана, а через неделю так случилось, что упал Рефеджан со скалы и разбился на месте.
Пришел праздник жертв, Курбан-байрам, принес чабан Усеин хозяину жертвенного барана. Принял барана Муслядин и, вздохнув, печальную весть сообщил про Рефетджана. Узнав, что убился Рефеджан, Усеин только усмехнулся:
– Каждому своя судьба.
И когда зарезал курбана, омыл в его крови руки, усмехнулся еще раз.
– От отцов дошло: кто сам упадет, тот не плачет.
Понравилось мудрое слово Муслядину, и подмигнул он чабану, когда проходила по двору Эмнэ.
Тогда послал чабан старуху, которая жила в доме, поговорить с Эмнэ.
– Хочет, чтобы ты полез на ту скалу, где убился Рефеджан. Влезешь, – пойдет за тебя, – сказала старуха, возвращаясь с ответом девушки
Почесал голову Муслядин
– Никто туда не мог влезть, как ни пытались
– А вот я влезу.
– Хвастаеш!.
