Сгущение высоких облаков на западном небосклоне предвещало сильный ветер – попутный ветер помог бы червям отдохнуть и набраться сил… Кугель недоуменно нахмурился. Дрофо научил его разбираться в изменениях цветовых оттенков, текстуры и прозрачности моря. Теперь возникало впечатление, что окружавший судно океан был таким же, как вчера.
– Смехотворно! – сказал себе Кугель; ему не следовало распускать воображение.
Вечером Кугель, глядя с кормы, заметил небольшой пузатый баркас, явно пытавшийся догнать «Галанте». Изучая баркас в подзорную трубу, Кугель сумел различить четырех плещущих прихвостнями тягловых червей мелковатой породы; черви эти недостаточно эффективно справлялись со своей задачей. Разглядывая палубу баркаса, Кугель распознал – настолько, насколько мог об этом судить на таком расстоянии – силуэты Сольдинка, капитана Бонта, Пулька и нескольких других знакомых ему личностей, а на носу виднелась высокая задумчивая фигура человека, смотревшего в горизонт, – несомненно, червячника Дрофо.
Солнце еще не зашло, но темнота должна была наступить часа через два. Не проявляя никаких внешних признаков тревоги, Кугель приказал спустить перед всеми червями корзины с двойной приманкой и влить каждому червю одну восьмую пинты «Тоника» Рауза. «Галанте» быстро удалилась от преследовавшего ее баркаса.
Мадам Сольдинк с любопытством наблюдала за происходящим и наконец спросила:
– Чей это был корабль?
– Судя по всему, это торговцы с острова Жмей, – ответил Кугель. – Сомнительный народец, во всех отношениях. В дальнейшем постарайтесь держаться от них подальше.
Супруга экспедитора промолчала, а Кугель задумался над новой загадкой: каким образом Сольдинку удалось так скоро приблизиться к «Галанте» на тихоходном баркасе?
Когда сгустились сумерки, Кугель изменил курс, и превратившийся в точку баркас скрылся за горизонтом. Обращаясь к мадам Сольдинк, Кугель сказал:
– Они плывут в другом направлении и к утру будут километрах в двадцати от нас. – Он уже направился к себе в каюту, но заметил краем глаза луч света и обернулся: на корме горел чугунный фонарь.
Громко выругавшись, Кугель подбежал к фонарю и потушил его, после чего гневно повернулся к мадам Сольдинк:
– Почему вы зажгли фонарь и ничего мне об этом не сказали?
Мадам Сольдинк безразлично пожала плечами:
– Во-первых, ты об этом не спрашивал.
– А во-вторых?
– Во-вторых, на кораблях ночью зажигают фонари. Так поступают все осторожные моряки.
– На борту «Галанте» не должны гореть никакие фонари, если я не отдам особое распоряжение.
– Как тебе будет угодно.
Кугель постучал пальцем по эскалабре:
– Держите нынешний курс в течение часа, после чего снова поверните на юг.
– Глупость! Трагическое безумие!
Кугель спустился на среднюю палубу и стоял, облокотившись на поручень, пока тихий перезвон серебряных колокольчиков не оповестил его о том, что подали ужин: стол с белой скатертью накрыли в кормовой каюте.
Блюда вполне соответствовали ожиданиям Кугеля, о чем он сообщил Табазинте, на чью долю сегодня выпали обязанности «ночной стюардессы».
– В подливку к рыбе, пожалуй, положили слишком много укропа, – заметил он, – а десертное вино, «Бледное Монтрачио», следовало бы выдерживать в погребе еще не меньше года. Тем не менее, в общем и целом, я не нахожу, к чему придраться, о чем ты можешь сообщить тем, кто работал в кухне.
– Сейчас? – скромно спросила Табазинта.
