– Это не меняет моего решения, – сказал я, убирая фотографию обратно в конверт.
– Так я и думала, – ответила Моника. – Считайте это платой.
– В конце концов, я не так уж много для вас сделал.
– Как и мы для вас, – сказала она, выходя из комнаты. – Хорошего вечера, мистер Лидс.
Я потер пальцем конверт, слушая, как Уилсон провожает Монику до двери и закрывает ее. Я оставил Айви и Джей Си болтать о том, как он любит сквернословить, а сам вышел в переднюю и поднялся по лестнице. Я шел, держась за перила, до самого верха.
Мой кабинет был в конце коридора. Комнату освещала единственная лампа на письменном столе, шторы были опущены на ночь. Я подошел к столу и сел. Тобиас занимал одно из двух кресел, стоящих перед ним.
Я взял книгу – последнюю в огромной стопке – и начал листать. На стене рядом со мной висела фотография Сандры, та самая, сделанная на вокзале.
– Они догадались? – спросил Тобиас.
– Нет, – ответил я. – А ты?
– Дело ведь не в камере, верно?
Я улыбнулся, переворачивая страницу.
– Я обыскал его карманы сразу после смерти. И порезал пальцы. Битым стеклом.
Тобиас нахмурился. После минутного раздумья он улыбнулся:
– Разбитые лампочки?
Я кивнул.
– Дело не в камере, а во вспышке. Когда Разон фотографировал в храме, он использовал вспышку даже на солнце. Даже когда предмет его интересов был хорошо освещен, даже когда он пытался запечатлеть что-то, что произошло в течение дня, например появление Иисуса вне гробницы после Его воскресения. Это ошибка, которую не допустил бы хороший фотограф. А он был хорошим фотографом, судя по фотографиям, висевшим в его квартире. В освещении смыслил хорошо. – Я перевернул страницу, сунул руку в карман, достал что-то и положил на стол. Съемная вспышка, которую я снял с камеры прямо перед взрывом. – Не уверен, связано ли это с механизмом вспышки или лампочками, но точно знаю, что он менял лампочки, когда хотел, чтобы устройство перестало работать.
– Прекрасно, – сказал Тобиас.
– Поглядим, – ответил я. – Эта вспышка не работает, я ее проверил. Не знаю, что с ней не так. Ты ведь помнишь, что камеры какое-то время работали, попадая к людям Моники? Ну так вот, на многих вспышках много лампочек вроде этой. Полагаю, лишь одна из них как-то связана с временными эффектами. Специальные лампочки быстро перегорали – после, может быть, десяти снимков.
Я перевернул несколько страниц.
– Ты меняешься, Стивен, – наконец сказал Тобиас. – Ты заметил это без Айви. Без всех нас. Сколько времени пройдет, прежде чем мы тебе больше не понадобимся?
– Надеюсь, этого никогда не случится. Не хочу становиться таким.
– И все же ты преследуешь ее.
– И все же… – шепотом согласился я.
Еще один шаг. Я знал, каким поездом уехала Сандра. Из кармана ее пальто выглядывал билет. Я смог разобрать цифры, хоть и с большим трудом.
Она уехала в Нью-Йорк. В течение десяти лет я искал ответ на этот вопрос, который был крошечной частью куда более масштабной загадки. След был десятилетней давности, но я хоть чего-то добился.
Впервые за много лет я делал успехи. Я закрыл книгу и откинулся на спинку кресла, глядя на фотографию Сандры. Она была прекрасна. Так прекрасна…
В темной комнате что-то зашуршало. Ни Тобиас, ни я не пошевелились, когда невысокий лысеющий мужчина сел во второе кресло, которое до сих пор пустовало.
– Меня зовут Арно, – сказал он. – Я физик, специализирующийся на темпоральной механике, причинности и квантовых теориях. Полагаю, у вас есть для меня работа?
