Единственное, что хоть отчасти согревало аудиторию – это дружная и неприкрытая неприязнь к элегантной даме, занявшей место в первом ряду. Причин враждебности было несколько. Во-первых, шляпа с длиннющим пером и с густой вуалью. Во-вторых, рост дамы – и без шляпы она возвышалась бы надо всеми, словно маяк на мысу, даже заметная сутулость погоды не делала. Но главное – на плечах у дамы было меховое манто – это в мае-то! Светский шик, требующий надевать вечером меха, вне зависимости от времени года, благодаря арктическому холоду Картофелехранилища превратился во внесословную предусмотрительность, и это благоразумие было последней каплей Яда, переполнившей чашу всеобщей ненависти… Зрительницы, даже те, кому дама в манто никак не могла загородить собой сцену, ерзали от холода и неприязни, переглядывались, выразительно толкали одна другую локтями, шипели друг другу на уху язвительные замечания, адресованные в первый ряд, – некоторые я сумела расслышать почти от самого входа – и метали в даму взгляды, исполненные самого жгучего неодобрения. Неодобрение, впрочем, отскакивало от шляпки и манто, как пистолетные пули от танковой брони.
Мужчин среди не слишком многочисленной публики я насчитала только двоих. Судя по их одежде, в Картофелехранилище они были не в первый раз и уже успели оценить особенности здешнего климата. Первый – коротко стриженый крупный блондин – был в растянутом грязно-оранжевом свитере, а второй – худощавый брюнет в кудрях до плеч – в бархатном пиджаке и в бирюзовом шарфике из жатого шелка, несколько раз обернутом вокруг шеи. Из-за романтических кудрей и субтильности, я чуть было не приняла брюнета за женщину, но быстро поняла свою ошибку, когда, повернувшись в профиль, он продемонстрировал мне щеку, синеватую от проступавшей из-под кожи щетины. Цвета свитера и шарфика произвели на меня такое сильное впечатление, что я немедленно вынесла их владельцам приговор: семейная парочка. В пользу моего вывода говорило и то, что они, отсели подальше от женщин – на седьмой ряд (хотя кресла в Картофелехранилище и были пронумерованы, на билетах стояли только какие-то синие смазанные штампы, и прочитать можно было только цену, которая, кстати говоря, оказалась не двести рублей, а все пятьсот).
Я присмотрела себе неплохое местечко во втором ряду (на заметном удалении от рокового пера и вуали), но едва я успела пройти мимо разноцветных мужчин, как в зале погас свет. Пришлось поспешно сесть прямо перед ними, на шестой ряд.
– Одни бабы! – удивленно сказал голос у меня за спиной. Ну, точно, геи, я оказалась права! Голос тем временем продолжал: – Может быть, это и правда то, что нам надо. Только что-то маловато народу на него пришло.
– Для вечера понедельника народу вполне достаточно, – отозвался второй голос. – Меня больше радует другое – присутствуют все возрасты: от пионерок до пенсионерок.
– И довольно много симпатичных, прямо удивительно! Я думал, на такие кон-цэр-ты ходят только страшные старые девы.
– Ну, симпатичных не так много, как кажется…
Я не удержалась, и осторожно посмотрела назад. Так и есть, второй голос принадлежал брюнету. Ну, разумеется, стоит ли удивляться, что женщины не кажутся ему симпатичными! Спору нет, это его личное дело, сердцу не прикажешь, не говоря уж о прочих жизненно важных органах, но он ведь даже не дает себе труда говорить потише!
