– Моли, моли Бога. Он всемилостив, – молвил стрелец наставительно и отъехал.
Клим принялся одеваться. Краем глаза заметил, что этот страшный стрелец сказал что-то десятнику. Тот сразу развернул коня. Произошла какая-то заминка. Клим понял по-своему: «Узнал!» Дух захватило. Но десятник стал приближаться к нему один. Наклонился и протянул золотой:
– Держи. За храбрость тебе. – Так все произошло неожиданно, что Клим растерялся. Десятник засмеялся: – Обалдел, да?
– Благодарствую, десятник! Скажи, за кого Богу молиться?
Десятник, помедлив, ответил, разворачивая коня:
– Ставь свечи Иоанну Предтече.
…Лицедейство окончено. Стрельцы с посвистом ускакали. Лодки отошли, на них грянула ладная песня. Курганов истово перекрестился на восходящее солнце:
– Слава Тебе, Господи! Миновало! Васятка! Ступай в камыши, вызывай.
Клим подошел и негромко спросил его:
– Ты узнал, кто этот ряженый стрельцом, с бородкой клинышком?
– Узнал. А ты видел его раньше?
– Приходилось. Почему же ты ряженому десятнику кланялся, а не ему?
– Вспомнил кое-что. На моего земляка, он во дворец поставлял товары, так же вот навалились скоморохи. А он в одном из них узнал государя и поклонился ему в ноги. Так били моего знакомца до полусмерти – как он посмел подумать, что государь скоморошничает! А нам нужно возблагодарить Господа, что обошлось без крови. Вот только кошельков лишились. Струги починим, товар подмок – просушим. А с красным товаром в камышах переждали. Вон они…
К вечеру минули Мытищинский волок, ночевали на берегу реки Клязьмы. Ни в этот день, ни на следующий никто их не нагонял. Значит, государь не один день веселился.
Дальше без помех шли по течению, Клязьма быстро становилась многоводной, собирая множество лесных притоков.
Клим смотрел на берега, покрытые лесом, на селения и тихо радовался своим воспоминаниям. На этот раз он ничего не рассказывал своим спутникам. Вот от хвори лечил, как мог, и всегда удачно, даже сам удивлялся на свои способности.
9
В тот день до села Собинки не дотянули, остановились ночевать верстах в десяти. Клим, отдохнув часа два, еще до зорьки ушел от купца и ранним утром подошел к селу. Прямо у околицы стоял пастух с предлинным кнутом и бабы. Обсуждали – можно ли выгонять скот, если на траве иней. Решили, что нельзя, и стали расходиться. Клим остановил старушку около ворот и попросил вынести напиться. Старушка впустила его на двор, принесла кружку парного молока и кусок хлеба:
– Ешь на здоровье, болезный. В избу не зову – народу у нас полно, только встают.
Клим с благодарностью принял приношение и, усевшись на поленницу, принялся есть. Старушка, придерживая подбородок, горестно смотрела на него, потом решилась спросить:
– Сам-то откуда?
– Издалека, сестричка. С Белого озера. Вот у Владимира святым угодникам поклонюсь и по первопутку буду к дому пробираться.
– Жена, дети ждут?
– Нет. Бобыль аз. – Чтобы предупредить поток других вопросов, спросил сам: – Тут в ваших местах бывал. Боярыня, как и прежде, жалует нашего брата?
– Принимает и теперь. Вас она жалует, а вот нас не дюже. Такая…
– Помню, боярышня тут была отменной доброты. Небось замуж вышла?
– Какой замуж! Христова невеста она. В Суздале, в монастыре.
– Да ты что! И давно?
– Порядком. Почитай, лет шесть уже. Мужик мой еще жив был.
– И сейчас там?
– Там, в Девичьем. Прошлое лето мой старшой туда нашего боярина с боярыней возил. Видались с ней.
