Клим тяжело вздохнул:
– Нет, Неждан, Аника не стал бы скрывать. Он полагал, что вои идут в Ливонию. Что касаемо новгородских дел, то Аника ожидал опалы государевой на Новгород, ибо бродили там людишки Изверга – самозванца нового.
– Так, так, – будто обрадовался Неждан. – Об Изверге слышали! Поведай, до чего вы с Аникой дознались.
Клим передал без утайки разговор в пути и собственное решение идти к Пимену.
– Да-а! Аника много лишнего узнал! – сожалел Неждан.
– Он догадывался раньше… Давал мне понять.
Неждан продолжал размышлять вслух:
– В его интересах, пожалуй, помалкивать… Он советовал идти к Пимену?
– Аника не верит новгородскому архипастырю.
– Разумно. Это был бы твой бесславный конец. Пимен всю жизнь мечтал стать верховным князем церкви. Потому оклеветал Филиппа, но не вышло. Теперь новый ход… И вдруг ты – искатель правды! С первых же слов он поймет, что в товарищи ты не годишься. И оказался бы раб Божий Клим в подвалах монастырских. А они, поверь мне, обширнее и надежнее подвалов Разбойного приказа! И пытать там умеют.
Клим отрицательно качал головой:
– Не могу согласиться! Архипастырь – как человек – может ошибаться, но умышленно идти на преступление – не верю!
– Да-а… Помнится, раньше уже приходилось от тебя слышать что-то похожее.
– То было иное… А теперь верно, что опричники в Новгороде ловят Изверга?
– И да и нет. Тайный сыск идет, может, год уже, и список виновных у Малюты каждодневно растет. А кого шукают, не ведомо. Говорить о нем заказано и поймать – надежды никакой. Берегут его, видать, люди властные… Государь северным землям никогда не доверял. Потому держит там своих доглядчиков. И вот полгода назад один из них привез из Новгорода дворянина Волынского Петра, кой покаялся государю, что знает, где хранится грамота о тайном сговоре новгородцев с Литвой. В Новгород поскакали верные люди. Петр привел их в новгородский храм Святой Софии, из-за иконы Богоматери извлек свиток, опечатанный печатью архиепископа Пимена. Оказалось – это письмо, где новгородцы просили Великое княжество Литовское помочь низложить Иоанна Васильевича, а великим князем московским поставить князя Владимира Старицкого. В благодарность за содеянное земли новгородские переходят в Литовское княжество! Как видишь, в свитке ни слова об Изверге. Однако ж письмо подписано первыми власть предержащими людьми, числящимися в списке Малюты Скуратова. Накануне Крещения прибыли опричники в Новгород и теперь берут на правеж всех по тому списку и всех других, кто подвернулся. Священнослужителей, купцов, ремесленников, казнят и правых и виновных, грабят и разоряют монастыри и храмы. Убивают торговых людей, передают огню их достояние, кое не смогли увезти с собой опричники…
– Это же кромешники! – воскликнул Клим. – Государь не знает об этом! Он…
– Знает. Сам наблюдает с моста, как сталкивают в Волхов семьи, попавшие под опалу, с бабами и ребятишками. А тех, кто сразу не пошел ко дну, по его приказу добивают опричники с лодок!
– Не верю! Помазанник Божий и так… – возмутился Клим. – Не от тебя бы слышать этот поклеп на государя! Сам ты ничего не видел? Веришь брехунам всяким!
– Новгородские избиения не зрил, но говорили мне люди, коим верю, как самому себе! И верю потому, что насмотрелся на остатки Твери.
– Зачем о Твери? Разговор-то про Новгород!
– Ой, Клим, каким ты недоверчивым стал! Не узнаю! Все ж остынь, а я по порядку расскажу. Так вот, государь завладел грамотой – письмом новгородцев. Был он тогда в Александровской слободе. Туда собралось все опричное воинство, кто говорит две, другие – семь тысяч. Государь вызвал туда князя Владимира с семьей и погубил их. Может, ты и этому не веришь?
