12
Вяземский, согнувшись, сидел под иконами, там, где оставил его Неждан; бледность сохранилась – ни кровинки в лице, только желваки катались на скулах. Он поднял тяжелый взгляд на Ловчикова, тот подобострастно глядел на князя.
– Вот так-то, брат Федя. Припомнит нам государь смерть этого сатаны!
– Ты-то при чем?
– Виноватым кто-то должен быть…
– Надо разыскать того самого тысяцкого, – предложил Федор.
– Найдем, но это не поможет. – Ловчиков намеревался возразить, но князь не стал слушать, распорядился: – Прикажи стол на место поставить. Сам разведай, что тати воям говорили. Ко мне Кира и дворян князя Григория.
Киром оказался тот вельможа, что ехал рядом с князем, худощавый, с рыжей бородой, наголо стриженной головой, он встал в сторонке. Князь жестом разрешил ему сесть. Дворяне стояли посреди светлицы. Вяземский, всмотревшись в их лица, заговорил резко и громко:
– Дьяки потом запишут ваши имена и слова. А теперь пусть один скажет, как попались к мужикам и кто убил князя?
Шаг вперед сделал самый молодой из них, с курчавой каштановой бородой на спокойном лице. Без особых подробностей передал события утра и ристалище. Афанасий сидел, закрыв глаза, положив подбородок на руки, опираясь локтями на стол. Когда дворянин замолк, князь открыл глаза:
– Значит, вас тепленькими взяли голыми руками! И, оказывается, не убили князя, а победили в честном бою. Здорово!.. Как выглядит убийца?
– Старик, за пятьдесят. Борода седая широкая. На лице многолетний шрам, правый глаз выбит, глазницу прикрывает седой длинный чуб. Саблю держал в левой руке, щит – в правой.
– Хорошо запомнил его?
– Навечно, князь.
– Как имя?
– Влас, сын Михайла Подгорного.
– Ладно. Вина твоя велика, но стану просить государя. Разрешит, пошлю искать тысяцкого… А с вами потом, ждите решения государева.
Качнул головой. Кир выпроводил их. Вошел Федор. Оказывается, воры убеждали опричников как можно быстрее убираться из Псковщины. Они, лесные люди, станут мстить за всех погибших.
– И ты слушал этот поклеп?! Не вмазал лжецу!
– Ты сам приказал выслушать. А вмазать… Я всех предупредил: будут вякать – языка лишатся.
В этот день Вяземский должен был подготовить государю временный стан, но с малым отрядом на ночь глядя ехать не решился, остался ночевать на Поклонной горе. Выслал полудесяток самых надежных разведать, куда ушли вои с тысяцким.
Среди ночи один из разведчиков вернулся, одетый в мужицкий зипун и в лаптях. Сообщил: спрашивали мужиков в деревне, никто ничего не видел. Выехали за околицу, напали лесные, одного убили, остальных раздели, разули и отпустили, предупредив, что следующих разведчиков всех убьют. Босые опричники с горем пополам добежали до деревни. Там обогрелись, мужики одного одели, дали коня… Афанасий избил вестника самолично. Но все ж наутро забрал неудачников.
В этот день и на следующий отряды опричного войска занимали постоялые дворы, монастыри, поселки вокруг Пскова, перекрыв все дороги. А еще раньше из Старой Руссы, Холма и Великих Лук царевы войска и ополченцы двинулись в города и села по старой границе с Ливонией – воеводы не хотели никаких неожиданностей, до них тоже дошли слухи о рейтарах литовских. И, несмотря на такие грозные приготовления, поступали известия, что малым отрядам опричников и воям нельзя стало выезжать даже за околицу – нападали лесовики. Опричники мстили крестьянам: если на дороге встречали одного или несколько мужиков, тут же устраивали резню. Это вроде войны государевых людей с мужиками, от которой росли ватаги разбойников.
