Лекции по истории средних веков - страница 78

«Декрет Коммода чрезвычайно интересен в том отношении, что проливает новый свет на экономическое положение страны в ту эпоху и на состояние государственных имуществ в Африке, – говорит Моммзен. – Вопрос, возбуждаемый историей колоната, остается не затронутым этим памятником. Я подразумеваю вопрос об обращении колонов в крепостных. Без сомнения, фактическая зависимость от землевладельца издавна была одной из существенных черт колоната; с этим находится в связи и уже выше нами указанный факт отсутствия крупных арендаторов в числе колонов. По всей вероятности, в таких точно отношениях, в каких в наше время итальянский contradino, прессующий, выжимающий виноград и прядущий шелк для своего графа или маркиза, стоит к нему, в отдаленные времена арендатор стоял к своему помещику. Часто в те времена сюда присоединялись отношения вольноотпущенников к прежнему своему господину и зависимость еще более увеличивалась.

Несмотря на это, глубокая пропасть отделяет положение клиентов от юридического положения позднейшего колона, который при личной свободе и правоспособности прикреплен к участку земли и по наследству передает это же положение своим потомкам». «Не много найдется задач, равных по своему значению задаче определить истинный смысл колоната, так как разрушение древней римской общественной жизни совпадает с упадком полной личной свободы низших классов римских граждан. Не много найдется вопросов, равных этому по трудности, вследствие отсутствия общих свидетельств в источниках и крайней сомнительности применения индуктивных выводов, особенно в этой области».[53]

Далее Моммзен говорит, что вновь открытый памятник не может решить сложный вопрос происхождения колоната и отыскать ответ, когда и где в деревне, в корпорациях, среди низших чиновников, войска, декурионов, вообще во всех родах услуг, оказываемых обществу прямо или косвенно людьми непривилегированных сословий, добровольный или хоть ограниченный сроком труд был вытеснен постоянной и наследственной обязанностью. «Я не берусь отвечать на вопрос, удастся ли проследить весь процесс роста этого нового порядка: он до того противоречит духу живого римского права, что можно с уверенностью утверждать, что первый толчок ему был дан извне, может быть, во времена германских дедитиций на римской почве, при императоре Марке Аврелии. Семена германского крепостничества упали на благодатную почву и распространились далеко за первоначальные свои пределы». Вот таков взгляд Моммзена.

Таким образом, и этот великий ученый, от которого мы скорее, чем от кого бы то ни было, могли бы ожидать решения вопроса, отказывается дать окончательный вывод о колонате: он только отмечает различные ступени развития этого учреждения, указывает, что свободные колоны существовали издавна, а прикрепляться к земле они стали гораздо позднее, уже после утверждения первых германских поселений на римской почве после Маркоманнской войны, может быть, в связи с ними, под их влиянием.

Изложенными взглядами различных ученых мы должны ограничиться в рассмотрении далеко не решенного вопроса о происхождении и значении колоната. Надо надеяться, что этот в высшей степени важный вопрос будет разрешен Моммзеном в следующих, должных появиться томах его капитального труда, который должен обнимать историю императорского Рима. Но, к великому несчастью науки, как слышно, этой надежде не так-то скоро суждено осуществиться: труд великого историка далек еще от завершения, поскольку такой добросовестный ученый никогда не решится выпустить в свет полуобработанный материал; да притом еще уже приготовленные к печати части рукописи сгорели во время пожара библиотеки Моммзена.