«Есть у нас дома звука для опытов со всевозможными звуками и получения их. Нам известны неведомые вам гармонии, создаваемые четвертями тонов и еще меньшими интервалами, и различные музыкальные инструменты, также вам неизвестные и зачастую звучащие более приятно, чем любой из ваших; есть у нас колокола и колокольчики с самым приятным звуком. Слабый звук мы умеем делать сильным и густым, а густой – ослабленным или пронзительным; и можем заставить дрожать и тремолировать звук, который зарождается цельным. Мы воспроизводим все звуки речи и голоса всех птиц и зверей. Есть у нас приборы, которые, будучи приложены к уху, весьма улучшают слух. Есть также различные диковинные искусственные эхо, которые повторяют звук многократно и как бы отбрасывают его, или же повторяют его громче, чем он был издан, выше или ниже тоном; а то еще заменяющие один звук другим. Нам известны также способы передавать звуки по трубам различных форм и на разные расстояния». (Бэкон Ф. Новая Атлантида. http://www.ashtray.ru/main/Hb/newatlant.htm).
Разрыв Френсиса Бэкона со старой наукой и его новаторство проявляются и в его отрицании телеологической (целевой) причинности. Напомню, что философия, принимающая телеологическую причину[13], рассматривает мироздание как упорядоченную структуру, где все имеет цель и назначение: каждый элемент мироздания предназначен для другого более высшего элемента мироздания и все вместе они (элементы) устремляются к Богу, как высшей цели для всего сущего.
Подобный взгляд на вещи кажется Бэкону несовместимым с настоящей наукой. «Бэкон относил это понятие к мешающим познанию материальной природы «призракам рода», которые имеют своим источником «природу человека» и которые заключаются в необоснованном приписывании Вселенной психических свойств человека (его ума, воли, способности ставить цели при совершении осознанных действий)». (46. С. 13) В этом отношении, необходимо отметить, что современная наука идет по пути, проложенному нашим философом – она отказалась от понятия «телеологической причины», и этот отказ имел весьма плодотворные последствия.
Но отказ от телеологической причины означает и разрыв с теологией (наукой о Боге). Бэкон ни в коей мере не собирается отрицать бытие Бога и благотворность религии. Он лишь подчеркивает, что принципы построения знания теологического и знания научного столь различны, что не стоит их смешивать. Наука должна быть свободной от теологии, ибо ее задача – не познание Бога, а познание материального мира.
Но Бэкон понимает, что эту проблему не так просто решить. Уже в его время опасность свободных научных изысканий для религиозной веры стала достаточно очевидной. Можно сколько угодно рассуждать о различии сфер научного знания и религиозной веры, но в действительности наука и религия постоянно пересекаются. Ведь религия претендует не просто на знание о Боге – сущности метафизической и надмировой. Религия предполагает приложение этого знания к нашему миру – она настойчиво сообщает нам о том, как мы должны вести себя в этом мире, а, значит, и рассказывает нам о том, что этот мир собой представляет. Невозможно повествовать о чудесах и знаменательных событиях, не делая при этом суждений о сущности и природе материального мира.
Наука, взыскуя знания объективного и непредвзятого, так или иначе, вольно или невольно, дискредитирует суждения религии о материальном мире
