Лекции по истории западной философии Нового времени - страница 38

В логике существует несколько видов умозаключений. Важнейшие из них – дедуктивный и индуктивный. Дедукция – это движение от общего к частному. Вот пример простейшей дедукции: посылка первая – все люди смертны; посылка вспомогательная – Сократ человек; вывод – Сократ смертен.

Индукция – это движение (восхождение) от частного к общему. Если использовать в качестве примера предыдущее умозаключение, то выглядеть (в упрощенном виде) это будет так: посылка первая – X умер, Z умер, Y умер и так далее; посылка вторая – X, Z, Y и т. д. – люди; вывод – все люди смертны.

Этот пример, при всей его простоте, прекрасно демонстрирует неразрывную связь эмпирического, опытного знания и индукции. В опыте мы всегда сталкиваемся с частными явлениями, и, лишь изучив их, делаем общее умозаключение. И этот же пример прекрасно иллюстрирует фундаментальную проблему индуктивного метода. Именно эта проблема породила альтернативное эмпиризму течение рационализм, и именно эта проблема, в итоге, погубила эмпиризм, превратив поздних эмпиристов в скептиков, то есть людей, сомневающихся в познании.

В самом деле, как видно из вышеприведенного примера, мы исследовали лишь ограниченное количество случаев – мы констатировали смертность лишь некоторого количества людей. Но вывод мы делаем относительно всех людей. Такая индукция называется неполной. Это неизбежно: у нас нет возможности констатировать смертность всех представителей рода человеческого. Нет возможности хотя бы потому, что для окончательной и полной констатации необходима смерть констатирующего, если, конечно, констатирующий не является инопланетянином или искусственным разумом. Следовательно, наш вывод о том, что все люди смертны, является достаточно смелым прыжком от ограниченного набора случаев к всеобщему правилу. С точки зрения строгого доказательства, мы не имеем права делать этот прыжок, поскольку мы не можем поручиться, что нет исключений.

Таким образом, эмпирическое знание почти всегда оказывается знанием вероятностным. Но Бэкон желает построить абсолютно истинную науку! Это противоречие так и не было разрешено им, и вряд ли оно вообще может быть кем- либо разрешено. Современная наука относится к вероятностному характеру своего знания достаточно спокойно, но в XVII–XVIII веках эта проблема служила неисчерпаемым источником для философских споров.

Другим весьма интересным местом в системе Бэкона является так называемая теория «идолов» (иногда ее еще называют теорией «призраков»). Это весьма любопытная и все еще актуальная теория. Дело в том, что Бэкон, размышляя об источниках заблуждения, обнаруживает, что главный из них – несовершенство познающего субъекта. «Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное – потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое – ибо оно неволит надежду; высшее в природе – из-за суеверия; свет опыта – из-за надменности и презрения к нему, чтобы не оказалось, что ум погружается в низменное и непрочное; парадоксы – из-за общепринятого мнения». (1. Т. 2. С. 22).

Человек, не отягощенный образованием, полагает, что для познания мира вполне достаточно широко открыть глаза и навострить уши, и истинное знание будет само рождаться в его голове. Но это не так. Бэкон обнаруживает, что широко открытые глаза могут не видеть, а навостренные уши могут не слышать. Либо же дело может обстоять еще хуже. И глаза, и уши могут воспринимать совсем не то, что есть в действительности. Виной тому предрассудки или, иначе говоря, установки, имеющиеся в уме познающего. Эти предрассудки Бэкон и называет цветистым словом