Лемма о невозможности - страница 3



Кто так слеп, как возлюбленный, глух, как посланный Мой?

Ис. 42, 19
Как худые, небритые греки
Вечер будет на радости скуп,
Мне изранишь крылатые веки
Поцелуями сомкнутых губ.
Истончится эмаль небосвода
До сияющих звездных столпов —
И в неслышном ковчеге свобода
Мой покинет завистливый кров.
Поплывет, словно месяц по краю,
Отороченный снежной каймой.
Смертным эхом за Ним повторяю:
Кто столь слеп, сколь возлюбленный мой?

«Давай играть в комедию с тобой…»

* * *
Давай играть в комедию с тобой,
Где масками – предметы обихода.
Вот в ванной зеркало, вот питьевая сода,
С надменным прахом рвущаяся в бой,
А вот метла сметает черепки
Саксонской жизни, остры и легки.
Ты будешь петел, буду я Петром,
А наши все – прислужники и жены,
А те, кого не примет этот дом,
Аримафейской будут пробкой жженой.
Дай смолкнет пение, и выступим мы в такт,
И не смогу я трижды не отречься,
Увидев Господом оставленный верстак…
Мой носовой платок невыносимо клетчат, —
А с верстака спадают стружки льняно,
Похожие на кудри Иоанна,
Коленопреклоненного… Ответь,
Зачем ты выковал себе грудную медь
И для кого поёшь на высотах?
Ведь мы суть персть, а наше сердце – прах,
К последнему стремящееся праху.
Так пой еще! Как пал Иерихон,
Так медью буду я твоей сражен —
Под бременем утраты, а не страха.
…Верстак, Мария, братья, Иоанн,
Смоковницы отяжелелой рифмы.
На третий день поминовенье сотворив, мы
Оставим неизменный Ханаан,
Верстак, Марию, братьев… Иоанн
Там не останется. Ему за другом милым
Ступать без слов, – какие там слова,
И не молитвы на краю могилы,
А мольбы сердца к сердцу… Голова
Тем временем трезвеет: нет пути,
Воскресшего в пелёнах не найти.
…Остановиться. Сдвинув котелок,
Огромный, клетчатый из недр извлечь платок.
Пусть грянет в Божьем мире “кукареку!” —
И разорвется занавес небес,
Чтоб самый вкус предательства исчез,
Изжогою скрутив Тулуз-Лотрека…
Чепцы – за мельницей, воздушный кончен бой,
Лишь лента розовая вьется:
Давай играть в комедию с тобой, —
Иначе сердце – разорвется.

Круг жизни

1.

Твое молчание – груши
И творог солоноватый,
И вынимающий душу, —
Последний и виноватый, —
Медлительностью теченья —
Мед, багровое обаяние,
И в жестянке из-под печенья,
Подавивший снеди,
Шоколад – divina commedia, —
А ближе к полудню – отчаянье.
Твое присутствие – лакомство,
Полоскание рта, растерянный Валаам,
Вздохи осла в кустах,
Сломавшего путь пополам,
Вечернее зарево
С полудня до новой зари,
Вечернего, карего, —
На душу мою подыши – и потри, —
С изюмом питательный хлеб.
А помнящий правду ослеп.

2.

“Чужая душа – потемки”:
Твоя душа – вертоград.
Портфель нарочито емкий
У фразы “любил как брат”.
А кто разметал ограду
Из белых – в пыли – камней, —
“Мой первый слог…”: брось шараду, —
Того поцелует змей.
(Но все же: “мой первый – нота
И междометье – второй”…
О чем это? В чем забота?
В столице сменился строй?!)
Ужалит поверх кроссовки;
«А где, – спросят, – тот, неловкий,
Что в душу глядел твою?» —
Ответь (ни к чему уловки):
– Стал бабочкой, серой совкой,
“Цыганкам не подаю!”.

3. Прибалтика

…Ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму.

Лк. 3, 8
Из камней – сынов Аврааму,
Из персти – ему дочерей,
А мне – из прибрежного хлама,
Из сваленных в кучу ветвей,
Из сих поплавков почернелых,
Из шороха пены в песке,
И чаек, заученно-белых,
И хвой в кривоватом леске,
И утлого моря пустого,
В котором не фыркает зверь,
И тихого горя простого,
Уже затворившего дверь,
Из тучи туземной и синей,
Прильнувшей совсем к парусам, —