Щупп вздрогнул и с тревогой посмотрел в глаза Лаврентию Васильевичу. Тот грустно улыбнулся и кивнул головой:
– Да, Миша. Да. Вот так. Труд всей твоей жизни, а вернее цель, может вот так банально улететь в столицу и растаять в дымке.
Михаил Альфредович тяжело и часто задышал. Сикора понял, что попал в цель и решил додавить.
– Думаешь, Миша, я не знаю, что за метод долгожительства ты разрабатываешь? Думаешь, я не в курсе, что у тебя уже всё готово и всё можно применять, и всё бы ты уже применил, если бы не этот чёртов пациент ноль девяносто восемь, который тебя сбил с толку и лишил уверенности?
Щупп закрыл глаза и тихонько простонал. Сикора дотронулся до его плеча рукой и, похлопав по плечу, сочувственно продолжил:
– Я читал твой трактат. И не спрашивай, где я его взял. И мне, в принципе, стало всё понятно, как ты собираешься продлить человеку жизнь. Ты там говоришь, что он сможет жить примерно сто восемьдесят, двести лет, и это здорово, но вот, Миша! Ноль девяносто восьмой, как я понимаю, сможет прожить дольше?! Дольше, а это значит, что твоя система проигрывает! Миша, у тебя в руках ключ от бессмертия, который ты вот-вот выронишь.
Щупп вновь вздрогнул и, открыв глаза, тихо и зло процедил сквозь зубы:
– И который подхватят ублюдки и сволочи, которые не достойны этого самого бессмертия! Мой метод ничем не хуже. Но я как здравомыслящий человек понимаю, что человека всё равно нужно ограничить смертью. Нужно! Нельзя допускать, чтобы человек жил вечно! Нельзя! Это против природы! Это хаос! Я просто высчитал, что оптимально человек должен жить двести лет. А иначе катастрофа, иначе никаких земных ресурсов для этой бессмертной толпы не хватит!
Сикора замахал руками и согласно закивал головой:
– Дорогой мой, Миша, я полностью согласен, согласен с тобой, вот поэтому я и хочу тебе сообщить очень важную весть, очень важную. Послезавтра я отправляю ноль девяносто восьмого в Москву, но я хочу, чтобы ты поехал с ним. Ты, Миша, чтобы ты поехал и доделал то, что задумал! Задумал свою систему – так сделай её и внедри! И я готов тебе помочь, а иначе… – Сикора осёкся.
Щупп обомлел. Он никак не ожидал услышать такие слова от старого и хитрого фимобщика. Что это – провокация?! Попытка вызвать его на откровение, ну зачем?! Щупп не мог поверить и не мог понять, он лихорадочно барахтался в своих мыслях.
Сикора, видя растерянность Михаила Альфредовича, улыбнулся и добавил:
– Ты можешь поехать, но для этого нам нужно будет заявить о твоём методе. Вот тогда тебя тоже вызовут в Москву вместе с ноль девяносто восьмым. По моей информации, сейчас там, в столице, не всё гладко с программой этого вот долгожительства. Там есть толковые, конечно, специалисты, но у них вот что-то пошло не так. Что-то они не могут. Вот и рыщут по всей стране с идеями. Новыми идеями, и вот ноль девяносто восьмой для них как манна небесная. А Кремль требует результата. Вот так. И твой метод им тоже пригодится. Вот все карты и сошлись. Вот так, Миша, что я тебе предлагаю.
Щупп задумался. Он промолчал и, закрыв глаза, попытался собраться мыслями. А Лаврентий Васильевич продолжил:
– Ты, Миша, потом будешь жалеть, что не использовал моё предложение и эту возможность. Жалеть. Но ничего не изменишь!
– А зачем всё это тебе-то? Тебе-то какая от этого выгода? – подозрительно спросил Михаил Альфредович.
Сикора тяжело вздохнул и, посмотрев на окно, как-то грустно ответил:
