– Дерьмо! поманил и бросил!
– Говнюк!
– Обманул! подставил! свободу пообещал!
Кто-то плюет в лицо, кто-то дает пинка:
– Клоун!
С разбегу под зад пинка…
Всего лишь туннель реальности, параллельный тому, по которому двигаюсь, но мог двигаться и по параллельному.
Ленинский проспект.
Никто не смотрит на тебя из окон.
И еще, по поводу клоуна. Существует старая безобидная игра (вопрос – ответ), взрослые спрашивают детей, кем они хотят быть, когда вырастут, а те отвечают. Желания последних, как правило, изменяются: вчера летчиком, сегодня гонщиком, завтра Путиным. – Кловуном! – Я всегда отвечал одно и то же. – Кловуном!
Странная история наша память, странно-услужливые предлагает сны. Я знал одного человека, помнившего семь своих предыдущих воплощений, но периодически забывавшего (особенно по утрам), как его сегодня зовут. В прошлый раз он жил в XVI веке, в Англии, был рыж, просолен всеми морскими ветрами, ходил по суше как по палубе, любил ром; с Шекспиром знаком не был. Возможно, пират кого-то зарезал по пьяному делу или изнасиловал, и не один раз; во всяком случае, в нынешнем своем рождении он принял образ женщины: тоже рыжей, по-бабьи не очень счастливой; в повадках сущий корсар. – У кармы нету шарма, – говорила рыжая, большая изобретательница афоризмов и страшная поклонница Вильяма Шекспира. Год назад, выйдя пятый раз замуж, на этот раз за англичанина, она эмигрировала на свою прародину.
К чему я все это?
Вчера ты летчик, сегодня гонщик, завтра Путин. Реальность ускользает, не получается запечатлеть ее, сказать: стоять! каурая! ты прекрасна! – рассмотреть, заморозить каурую в куске льда. А если и заморозишь – всегда из куска или из-за куска кто-то подмигнет левым глазом, или каурая станет гнедой, или, оставшись каурой, начнет мочиться. И столько прольется мочи! Современное городское сознание не представляет сколько, – хляби и бездны разверзлись! – захлебываясь, подумает оно, уставившись в одну точку, и будет, по-своему, право. Но самое забавное в этом гулком туннеле, что нас (летчика-гонщика-Путина) кто-то внимательно слушает, что каждое всуе произнесенное слово звучит как клятва: перед лицом своих товарищей торжественно обещаю! А я не догадываюсь, кто мои товарищи, я и не думал ничего обещать, я просто хотел пошутить!
1:4!
Невозможно удержать счет.
Бродячая свора кинулась на чужака. Все происходит мгновенно: лай – вой – скулеж, оскал клыков то тут, то там (похоже на фотовспышки), круговерть из облезлых хвостов. – Назад! – мгновенье назад их не было, они не выделялись из пейзажа. – Стоять! Фу! Стоять!! – что умею, то умею; сам бы вздрогнул. – Назад!!! – замахиваюсь на дворняг Вергилием. Собаки, как пацаны, врассыпную. Нет, не так, – чуть ленивей, наглее, что ли? Отбежав метров на пятнадцать, собираются вокруг вожака, выжидают. Теперь понятно, в кого метить. Делаю вид, что поднимаю камень. Рыжая сука, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, в ужасе шарахнулась в сторону. Вожак покупается на пантомиму, уводит разношерстную стаю за собой, трусцой во дворы: подавись (хвост восклицательным знаком)! Уступает добычу.
Если посмотреть на ситуацию глазами вожака (когда-то это умели и любили делать), произошло вмешательство высших сил, непредсказуемых, как стихийное бедствие. Мифология Древней Греции – Зевс, разбрасывающий молнии.
Поджавши хвост, словно запятую после своей задницы поставила, как бы ссутулившись, – всем своим видом давая понять, что ее надо понять и простить, полюбить, – минуту назад чуть не бросившаяся под колеса автомобиля, дворняжка прибилась ко мне, и только гордость или страх, нет, только страх не позволяли рыжей потереться, по-кошачьи, о мою штанину.
