– Ты ведь, когда отстал от нас, учиться заново в восьмом классе не пожелал. Почему, можешь мне сейчас объяснить? Ведь это ты первым всех нас тогда бросил, не одного Толика, а и меня, и Борьку.
Селиванов заерзал в кресле, словно искал точку опоры понадежнее.
– Ладно, сиди! Можешь не отвечать. Я помню твои письма из Кубышинки, куда ты поехал учиться в ПТУ на тепловозника. Тебе ведь там нравилось, не так ли? Ты враз не только сравнялся с нами таким способом, но даже и как бы обогнал. Еще бы! Нам два года сидеть за партами, а ты уже серьезным делом занялся, профессию рабочую получаешь. А кем мы будем, Толя с Борисом и я, тебе до лампочки. Ты, значит, созрел, а мы доспеваем…
Алексей вновь ворохнулся в кресле, руку поднял, словно на уроке, когда просились к доске.
– Ну ты и поворачиваешь оглобли, мил друг Ванюша! Ну ты и рулишь на стальной колее! Я что там, в Кубышинке, пироги с маком уплетал за обе щеки? Кто, как не я, напильником свои персональные инструменты шабрил? Ты, что ли, за меня тепловозный двигатель до последнего винтика, до последней гаечки раскладывал на косточки и суставчики?
Повисла пауза. Оба поняли, что так вести беседу непродуктивно. Надо не упрекать, не оправдываться и доказывать, а молчать и слушать в очередь. Не взрываться, как в «пинг-понге», перестрелкой шарика туда-сюда.
– Давай спокойнее, – ухватился вновь за ускользающую нить разговора Иван. – Короче, ты уехал, а мы остались в Степновке. В девятом классе как раз нам новую классную руководительницу назначили, Ачкасову. Может, ты ее помнишь, она у нас математику вела в последней четверти восьмого класса. Приехала откуда-то с Запада, из Тамбова вроде бы.
– Инга, что ли? Чего бы я ее не помнил… Сухарь в юбке. Молодая была, с дочкой, кажется, приехала. То ли разведенка, то ли холостячка вообще. Постой, я даже сейчас попробую имя дочки вспомнить. С ней моя сестренка Анютка в детский садик вместе ходила. Да вот же – Людочкой ее звали… Значит, Инга Константиновна вас приняла в свои руки? Сколько ей лет тогда было… Двадцать шесть – двадцать семь, не больше. Ну и что?
– А то, что после этого все и покатилось, как с горки, под откос. Дробуху как словно кто подменил. Ты же помнишь, он учился нормально, похвальные грамоты имел в младших и средних классах. По русскому и литературе из «пятерок» не вылазил. И по другим предметам не буксовал. А тут на математике его как заклинило, задачки и примеры дома решать бросил, на уроках к доске наотрез отказался выходить. Инга ему одну «двойку» поставила, другую «пару» вкатила, затем «кол» засандалила. Да еще в дневнике написала родителям, чтобы пришли в школу на разговор. С ума сойти! Вот ты сказал «сухарь в юбке». Резковато, но довольно точно. Стоит перед классом, как девушка-подросток. Росточка невеликого. Личико узенькое, ротик с капризным изгибом и слегка припухлой верхней губой. Голос девчоночий, однако с командирским четким нажимом, не затрудняющим быструю речь. Косички пепельного цвета на затылке венчиком уложены. Серые глазки со слегка нависшими по краям веками сверлят из-под крутого лобика, в душу вонзаются. Костюмчик – юбка с пиджачком, кофточка темная, с отложным воротничком. На длинной шейке косыночка повязана под горлышко. Ножки тоненькие, пряменькие, как палочки, в беленьких носочках и бареточках на низеньком каблучке. Икс минус игрек… Некоторые девчонки из нашего класса женскими статями превосходили ее заметно. Ты бы в такую влюбился, я тебя спрашиваю? Только не спеши с ответом. Все-таки была в Инге своеобразная нездешность. Сразу видно – не деревенская женщина. Веяло от нее замкнутостью, словно она берегла некую тайну. Не от духа же святого родила дочку. Человек с загадочной историей. Было в ней магнитное поле тяготения. Было…
