Леона — осторожно, чтобы не спугнуть малыша, — порылась в кармане ближайшей седельной сумки, отыскивая лущеные орешки, и протянула лакомство любопытному зверьку. Бельчонок тут же, словно ручной, забрался на ладошку, щекоча пушистым мехом чувствительную кожу, взял своими крохотными лапками один из орешков и шустро начал грызть.
Когда мимо проезжала пара наемников, удивленно посматривающих на угощавшегося с руки зверька, он настороженно замер. Но не убежал. Только повернул в сторону ушко, прислушиваясь к удалявшемуся стуку копыт, дернул мордочкой и стал быстро-быстро точить своими острыми зубками оставшееся лакомство. Леона же не сводила с него умильного взгляда.
Когда в его крохотном пушистом животике закончилось место, а последний взятый в лапки орешек уже отказывался помещаться внутрь, малыш взял его в зубки, снова замер, подергивая ушком, осмотрелся и, шустро развернувшись, прыгнул обратно на ель, махнув на прощанье рыжим хвостом. Резво перескакивая с ветки на ветку и петляя меж деревьев, он удалялся все глубже в лесную чащу, пока Леона совсем не потеряла из виду его розоватое свечение. Она улыбнулась непосредственности бельчонка, слезла с седла и ссыпала оставшиеся орехи у ближайшей ели — вдруг приведет друзей, пусть и они угостятся.
Девушка вернулась к мирно дожидавшемуся ее коню, и снова подняла взгляд ввысь, к вершинам деревьев. Хозяин наблюдал. Все еще преисполненная трепетом от того, чтó ей было дозволено увидеть, она приложила руку к сердцу и, склонившись в глубоком поклоне, коснулась ей подвластной Хозяину земли.
И, как бы ей ни хотелось сейчас задержаться и попытаться рассмотреть его, как бы ей ни хотелось подольше ощущать это удивительное мгновенье и мягкую, исходящую от Хозяина силу, что-то подсказывало, что делать этого не стоит.
Леона нехотя отвела взгляд, быстро вскочила в седло и, уже собирая в руках поводья, в последний раз повернулась к Хозяину. Она заметила, как он очень медленно разогнулся, посмотрел на них еще мгновенье и, развернувшись, не торопясь двинулся в противоположную сторону. И ни одно деревце не шелохнулось от движения полупрозрачного гиганта.
Находясь в чуждом ей ранее блаженном состоянии и чувствуя, как губы сами собой растягиваются в счастливой улыбке, Леона пустила Флокса легкой рысью. От обоза она, по правде сказать, отстать не успела, но предпочитала все же ехать рядом с Бальжиным. А повозки оружейника уже ушли далеко вперед, так что девушка собиралась их нагнать. И только тут, повернувшись к спутникам, она охнула от ужаса, пробежавшего по телу холодной волной.
Каждый! Абсолютный каждый наемник сиял чернотой бездны! Даже дурашливый Кирьян, даже светлокудрый добряк Ольгерд, помогавший ей утром с седловкой Флокса и угостивший ее мягкой пастилой, даже тихий чаровник Богша…
Нутро сжалось от смеси страха и отвращения. Стараясь не смотреть на спутников, Леона быстро нагнала Бальжина. Преисполненная опасениями, девушка заглянула за борт его повозки, тесня ехавшего рядом наемника, и с облегчением выдохнула. В отличие от остальных, в сущности оружейника не вилась угольная тьма, и это подарило ей крохотную долю успокоения. Но вот рядом с ним… Ольцик, хозяин замыкающих повозок в обозе... Нет, он не светился тяжелой чернотой убийцы, но все его существо пронзала серая гниль — ядовитая плесень, опутавшая его сущность, как паутина. И девушка, сама того не желая, с отвращением подалась назад.
