***
— Я помню, мама... Помню. — Прошептала девушка, плотно запахивая ставни и зажигая лучину[7], стоявшую на узком столике подле кровати. Комната озарилась мягким неярким светом. В тот день, когда мама ушла, в маленькой девочке сломалось что-то очень нежное и хрупкое, присущее только чистым детским душам, не замутнённым невзгодами, обманом и болью. Ни мама, ни тятя так и не вернулись.
Девушка легла в постель и уставилась в потолок, увешанный связками трав. Прошло уже восемь лет, а грозы до сих пор пугали ее. Она вспоминала, как прощалась с мамой и понимала, что скорее всего уже не увидит ее. Вспоминала, как потом долго плакала и каждый день молилась Великим Богам о том, чтобы с родителями все было хорошо. Вспоминала и о том, как не прошло и седьмицы с ухода матери, а ее обучение уже полным ходом.
Однажды утром Ружена подняла ее на рассвете, и они, быстро умывшись ледяной водой, чтобы прогнать сонную хмарь, вышли во двор. У берега еще стоял предрассветный туман, в воздухе витала легкая влажность. А Ружена, уже бодрая и полная сил, показывала своей новоиспечённой подопечной замысловатые упражнения, помогая размяться и разогреться перед предстоящим занятием. Когда туман рассеялся, наставница вывела ее в лес за домом и показала малозаметную тропку, начинавшуюся прямо от подворья и уходившую глубоко в чащу. За последующие несколько лет Леона наизусть выучила эту лесную узкую дорожку, но в тот час она не подозревала, что теперь каждый ее день будет начинаться с этой самой тропинки. Ружена бежала вместе с ней и выглядела так, словно не прикладывала для того особых усилий. Попутно она еще умудрялась объяснять постоянно сбивающейся и останавливающейся девочке, как правильно дышать, чтобы не задыхаться, показывала, как верно ставить ногу, чтобы не подвернуть ее, и учила двигаться в согласии с собственным биением сердца.
С того дня начались каждодневные занятия. Даже в дождь. Даже зимой. Когда казалось, что тяжелее уже быть не может, наставница убеждала Леону в обратном, показывая все новые и новые упражнения, с каждым разом становившиеся тяжелее. Ружена учила понимать свое тело, полностью владеть им, чувствовать каждую жилку, ощущать равновесие.
И как бы Леоне не хотелось это признать, но порой ей было сложно заставить себя встать с кровати и выйти из дома для очередного лесного забега. Особенно в пасмурные дни. Как иногда хотелось бросить все, окончить упражнение раньше срока и упасть, пожалев утомленные мышцы. Как хотелось покориться лени и провести день в праздном безделье. Но Леона уже знала, что, стоит поддаться раз, и демоны-празднолюбцы завладеют ее душой, в следующий раз нашептывая и улещая еще сильнее. И она усмиряла свою лень.
Но не только лишь тело укрепляли они изо дня в день.
— Ум — вот твоя главная сила, — поучительно говорила ей Ружена.
Много наук они изучали, но сперва все больше растениями занимались. Сколько разных их было вокруг — не счесть, поди запомни. Да ведь еще и каждую в свой час собирать надобно, да каждую по-особенному, со знанием. Девочка подолгу могла просиживать за травником — толстый он был, тяжелый. И ведь много там было трав, а все равно бывало: идут они по полю, и Леона увидает травку, что в книге ей не встречалась, да начнет о ней расспрашивать.
— Всех трав не выучить, — говорила ей Ружена. — В травнике лишь о тех написано, что писцу ведомы были. А сколько их еще растет безымянных? Да мало знать травы в лицо да поименно. Горе-травник тот, что истинной силы трав не ведает, что не знает, какие травки меж собою дружат, а какие смешай — ядом станут.
